Оазис

А время идёт. Наконец я привыкаю каждое утро, поднимаясь с постели, видеть за окном синюю воду и жёлтый песок, для меня это больше не удивительно. Как не удивительны теперь пальмы и разгуливающие у их подножия павлины, и полуголые пошатывающиеся люди, праздно гуляющие по узким дорожкам. Я привыкаю к тому, что больше не надо заплетать волосы в косу, стесняться голых рук и ног, молиться перед едой, ходить в церковь. Я привыкаю к грубым выражениям и жаргонным словечкам, которыми сорят наши соседки, и сама начинаю говорить так же.

Я привыкаю к новым людям и местам, а воспоминания о прежних постепенно отдаляются, подёргиваются пеленой, предвестником забвения. Лица и голоса из прошлого оживают лишь во сне, когда я снова вижу наш дортуар, школьные коридоры, дорожки из гравия между подстриженных газонов, высокий сосновый лес за бетонным забором… Но такие сны приходят ко мне всё реже и реже, ведь время идёт.

Время идёт, и это лето, самое жаркое в моей жизни, остаётся позади. Вместе с наступлением осени мы получаем «повышение». Теперь в наши обязанности входит не убирать номера после гостей, а мыть посуду в одном из пляжных кафе, помогать здешним поварам. Мы чистим овощи, выносим мусор, вытираем столы, нарезаем фрукты. Мы смотрим на обедающих гостей через маленькое окно раздачи и хихикаем над тем, какие у них безвкусные наряды (Зоя научила нас подбирать одежду) и как нелепо они орудуют столовыми приборами (мы уже умеем делать это лучше).

Гостей не стало меньше с наступлением осени, большую их часть по-прежнему составляют мужчины, но есть и женщины. В основном это пожилые матроны, богатые вдовы, улучившие время, свободное от детей и внуков, и потратившие его на отдых. Для нас не секрет, что в Оазисе работают не только девушки, есть и несколько красивых юношей, как раз для таких дам. И это уже не смущает. Как не смущает и то, что услугами юношей при желании могут воспользоваться даже мужчины. Ни Нина, ни Зоя, ни Валентина Карловна не говорят о нашей будущей работе, когда учат чему-то новому, но их словно ненароком оброненные фразы и многозначительные улыбки никогда не дают забыть, для чего именно нам нужны все эти знания и навыки. И это уже не смущает нас тоже.

Не то что бы мы окончательно смирились с предстоящим, но больше не видим смысла лгать самим себе и надеяться на то, что вдруг случится нечто такое, что подарит нам свободу от подписанного контракта. Ведь время идёт.

Время идёт, и однажды утром Яринка вместо того, чтобы отправиться со мной на работу в кафе, остаётся в постели, прижимая грелку к низу живота, а в ответ на мой встревоженный взгляд, отвечает, вымученно улыбаясь: «Как говорила Агафья — критические дни». И я отправляюсь в ресторан одна, повторяя про себя непонятно к кому обращённую просьбу: пусть у меня этого не будет как можно дольше.

Медленно, но верно осень вступает в свои права, бархатный сезон остаётся позади, и море из синего всё чаще становится свинцово-серым, отражая нависшие над ним тучи. Дуют западные ветра, и волны каждый день накатывают на опустевшие берега острова, ревут у камней Русалкиной ямы. Часто идут дожди, их капли барабанят по забытым шезлонгам, по тёмному от влаги песку. Ночами, перед сном, я долго вслушиваюсь в рокот моря, который, перемешавшись с шумом дождя, звучит совсем иначе, грустно и тревожно.

Уютные улочки Оазиса безлюдны, павлинов переселили в павильон, разноцветные зонтики сложили и убрали, плетёные скамейки и беседки пустуют. Но это обманчивая тишина. Гостей не стало меньше, но они окончательно переместились с пляжей в клубы и рестораны, они купаются в закрытом бассейне, запираются в своих номерах с нашими девушками, греются в банях и саунах, нежатся в массажных кабинетах. И я этому рада, потому что теперь можно гулять по вечерам, не сталкиваясь с компаниями подвыпивших мужчин, можно слушать шум прибоя, не перебиваемый развязными голосами, можно до полуночи лежать на пустом пляже, глядя на звёзды. Звёзды здесь такие же, какими я их увидела в полях, возле оставшегося для меня безымянным посёлка, куда нас завёз злополучный товарный поезд. Огромные, яркие, пушистые от лучей, и смотреть на них хочется бесконечно. Алла сказала, что, когда я отработаю долг и у меня появятся свои деньги, то можно будет заказать с большой земли телескоп. Мне нравится думать о телескопе, но не о предстоящих годах, отделяющих меня от того дня, когда его приобретение станет возможно.

Мои раны зарубцевались, они больше не багрового цвета, а светло-розового. Доктор Ватсон говорит, что через несколько месяцев можно будет попробовать сгладить их лазером. Только я не очень-то хочу это делать. Теперь, когда ни боли, ни неудобства больше нет, шрамы мне не мешают. Более того, я привыкла относиться к ним, как к своеобразной защите от липких изучающих взглядов гостей, которые я неизменно ловлю на Яринке, когда мы идём рядом. Вот уж чья кожа выше всяких похвал.