Я ответил, что пока мне все ново, стараюсь поскорее познакомиться с большим ведомством, которое мне доверили. Не скрыл, что есть много неясного в обеспечении войск, данные поступают разноречивые. Устанавливаю связь с промышленностью и, конечно, жду резкого повышения поставок в соответствии с требованиями военного времени. Чувствую, что мне нужна авторитетная помощь кого-либо из членов правительства, так как руководство Генштаба сейчас целиком занято оперативной обстановкой, а я еще не знаю, как быть с заказами на вооружение и боеприпасы.
Сталин выслушал меня спокойно, пожелал поскорее войти в дела ГАУ. Подчеркнул, что нужно быть внимательным, по-хозяйски подходить к заявкам. Обещал подумать о всех моих просьбах. На этом наша первая встреча с ним и закончилась.
В первые недели войны И. В. Сталин приезжал в Кремль, в свой кабинет, днем. Затем — обычно часам к восемнадцати-девятнадцати. В октябрьско-декабрьские дни 1941 года — то днем, то к восемнадцати часам. В остальные месяцы и годы войны в своем кабинете Сталин находился обычно с восемнадцати до двух-трех часов ночи, после чего он и члены Политбюро или уходили на квартиру Сталина, или уезжали к нему на ближнюю дачу. И там до утра продолжалось обсуждение разных партийно-государственных вопросов.
Следовательно, и заседания Государственного Комитета Обороны, и работа Ставки происходили в одном и том же кабинете. Но я не помню случая, чтобы эти заседания носили в годы войны протокольный характер. Обычно те или иные дела разбирались путем обмена мнениями.
Постановления Государственного Комитета Обороны, как, впрочем, и представления в ГКО, должны были быть всегда лаконичными, краткими, ясно излагать суть вопроса или решения. Иногда проект постановления писался под диктовку Сталина тут же, в кабинете. При этом надо было помнить, что он имел привычку, диктуя, ходить по кабинету, а иногда и подходить сзади, через плечо пишущего читая текст. Не терпел, когда слова были неразборчивы, сердился.
После написания постановление тут же набело перепечатывалось в машбюро у Поскребышева и после подписи без промедления доставлялось фельдъегерями заинтересованным лицам. Словом, оперативность в этом вопросе была на высоте.
Обычно И. В. Сталин вызывал в Ставку нужных ему лиц через А. Н. Поскребышева, которому о цели вызова, как правило, не говорил. И Александр Николаевич передавал по телефону одно лишь слово: «Приезжайте». Переспрашивать в таких случаях не полагалось, а спешить было надо, так как при длительной задержке мог последовать вопрос «Где были?» или «Почему так долго не приезжали?». Отвечать нужно было честно, иначе беды не оберешься.
Как-то в 1943 году К. Е. Ворошилов уговорил меня посетить с ним ЦАГИ. Я там никогда не был. Поехали. В институте оказалось много интересного, и мы пробыли там часов до четырнадцати. Потом Ворошилов предложил еще заехать к нему на квартиру в Кремль и пообедать.
Часов около восемнадцати почувствовал какое-то странное беспокойство и поехал к себе в ГАУ. Дорогой ругал себя за то, что не догадался от Ворошилова позвонить в управление и сообщить, где нахожусь.
У подъезда ГАУ меня действительно ждал дежурный адъютант, и, волнуясь, доложил, что уже три раза звонил Поскребышев. Так вот оно, предчувствие!
Звоню Александру Николаевичу. Тот сердито бросил: «Приезжайте, не мог найти». Приехал. Сталин тоже строго отчитал меня за то, что заставил ждать сорок минут. Спросил: «Где были?» Ответил. И опять получил нагоняй за поездку в ЦАГИ. Мотивировка: «Что, у вас своих дел не хватает, что вы ездите в другие институты?»
А бывали случаи, когда Сталин, наоборот, вдруг спрашивал: «А не оторвал ли я вас вызовом от срочного дела или отдыха?»
Но вернемся к моему вызову. Поясню, что начальник ГАУ нес ответственность перед Ставкой за должное обеспечение армии вооружением и боеприпасами. Вот Верховный Главнокомандующий и счел необходимым разъяснить мне ее объем. Прохаживаясь по кабинету, он неторопливо говорил примерно следующее:
— У нас в армии много чинов. А вы, военные, привыкли и обязаны подчиняться старшим по званию. Как бы не получилось так, что все, что у вас есть, растащат по частям. Поэтому впредь отпуск вооружения и боеприпасов производить только с моего ведома! — При этом Сталин, медленно поводя пальцем в воздухе, добавил: Вы отвечаете перед нами за то, чтобы вооружение, поставляемое в войска, было по своим характеристикам не хуже, а лучше, чем у врага. Вы — заказчик. Кроме того, у вас есть квалифицированные военные инженеры, испытательные полигоны. Испытывайте, дорабатывайте. Но давайте лучшее! Конечно, наркомы и конструкторы тоже отвечают за качество. Это само собой. Но окончательное заключение все же ваше, ГАУ.