Об исполнении доложить

Напротив Сугонюка, в небольшом ветхом доме жили двое старых людей. Что ж, место удобное.

Я обратился с просьбой к Сомову, председателю райисполкома, за помощью. Он меня понял с полуслова и пообещал прислать первую партию эвакуированных в Александровку.

На следующий день около двух часов, когда жена была в колхозе, Шоха, толкая впереди себя двухколесную тележку, направился к заповедной посадке. Это на вторые сутки после выписки из больницы, где его оперировали! Он рубил сушняк, вытаскивал его на клеверище к тележке. Нарубил две большие кучи. Потом перебрался на противоположный, восточный край клеверища и там махал острым топором почти без отдыха. Устал. Долго отдыхал. Хворост не забрал, даже тележку оставил, загнал в кусты и оставил.

Готовит сигнальные костры!

Я телеграфировал об этом Борзову. Через четыре часа Андрей Павлович специальным самолетом приземлился на Светловском полевом аэродроме, а к десяти вечера был уже у нас под Александровкой.

— Я вам привез шифровальщика. Первый военный выпуск нашего училища, — представил Борзов хрупкого паренька, похожего на девчонку-подростка.

— Товарищ полковник, младший лейтенант Князев прибыл в наше распоряжение, — четко отрапортовал тот, и вдруг его нежные щеки, которых, по-моему, еще не касалась бритва, залил густой румянец.

Нос — пуговкой, глаза светлые-светлые. Я почему-то настроился на игривый лад. Говорю:

— Я начинал войну в корпусе, которым командовал Иннокентий Владимирович Князев. Это не ваш родственник?

— Мой дедушка, — ответил шифровальщик и стал совсем алым, как маков цвет.

— Рад, — отвечаю, — что доведется служить вместе с внуком такого умного и храброго человека.

Чувствовалось, что Борзов по-отечески опекал младшего лейтенанта. Положив руку ему на плечо, сказал мне:

— Петр Ильич, младший лейтенант Князев — человек далеко не робкого десятка. Он подал три рапорта с просьбой направить его в тыл противника для настоящей работы, получил два взыскания за непродуманные действия, и вот на третий пришлось пойти ему навстречу. Вы к нему присмотритесь, если подойдет, оставлю его с вами до Победы. Шифровальщик с головой. Радист — похуже, нуждается в практике. Но этот недостаток восполняется хорошим знанием немецкого языка.

Младший лейтенант мягко, очень вежливо освободил свое плечо от руки Борзова.

— Крестника отдаю вам, — сказал Борзов.

Так вот кого привез Андрей Павлович! Своего крестника, единственного сына знаменитого профессора-физика Князева.

Двое сыновей Борзова погибли. Старший — в Испании, младший — в научной экспедиции, изучавшей Крайний Север нашей страны. Андрей Павлович всей душой привязался к крестнику. Не однажды он расхваливал таланты мальчишки: «Аналитический ум! Поднимется на крыло — заткнет за пояс отца-ученого!»

Я вмиг представил, какую родительскую осаду выдержал хрупкий паренек, прежде чем настоял на своем и Борзов пообещал направить его в группу, которой предстояло работать в условиях оккупации.

Я взглянул на младшего лейтенанта уже совершенно иными глазами. По всему, этот хрупкий юноша из упорных и самолюбивых. Мне нравятся такие, особенно когда самолюбие направлено на защиту человеческих достоинств.

— Мы сработаемся с младшим лейтенантом Князевым, — ответил я Борзову.

Он вздохнул. Может быть, в душе надеялся, что я скажу, дескать, такой молодой шифровальщик мне не подойдет.

Борзов заговорил о деле.

— Нашему аналитическому отделу удалось расшифровать две депеши Сугонюка. Над этим неплохо потрудился младший лейтенант Князев. Разработал специальные таблицы, способствовавшие поиску ключа.

— Шифр был нетрудный, построен на принципах русского алфавита. И кроме того, мне просто повезло, — пояснил младший лейтенант.

«Еще одна хорошая черта характера», — подумал я.

Честно говоря, передавая звуковую и цифровую запись шоховских шифровок в аналитический отдел, я как-то не особенно верил в удачу. Правда, перед войной этот отдел нам дважды неплохо помог. Но тогда в его распоряжении было десятка полтора перехваченных текстов, а дешифровкой занимались более месяца. Сейчас мы имели всего три радиограммы, причем одна без начала. «Видать, солидная у них практика, коль так навострились!»

— Вот полюбопытствуйте, — Борзов передал мне текст.

Самая длинная радиограмма гласила: «Врач определил сепсис. Вынужден лечь на операцию, принять «Комету» в указанные сроки не смогу. По возвращении из больницы выйду на связь в обычное время».

Вторая шифровка сообщала: «Вернулся. Обстановка благоприятствует. Рекомендую второй вариант».

Итак «Комета» и «Есаул». Есть ли у этих операций нечто общее? Я считал «Комету» первоначальной стадией «Есаула». Борзов против такой версии не возражал. Наши с ним мнения разошлись насчет сроков. Я полагал, что «гостей» надо ждать этой же ночью, неспроста Сугонюк оставил в кустах тележку: заберет парашюты или другой груз десантников. Многоопытный чекист Борзов думал иначе:

— А если бы Сугонюку что-то помешало собрать хворост в этот день? Что же — вся операция кошке под хвост? Они ее готовили не один день.