Об исполнении доложить

Еще труднее было сменить адреса явок, вывести из-под возможного удара людей, которых Сомов подбирал долго и тщательно. Конечно, проще всего — влить раскрытых связных и хозяев явочных квартир в партизанские отряды. Но кем их заменить? Кого оставить на легальном положении в Светлово и в селах? Тут доверишься далеко не каждому. Подбирали нужных людей. Опережая события, перевели на левый берег Светлой и укрыли в тамошних лесах небольшой отряд Лысака, состоявший в основном из городских коммунистов и комсомольцев. Контрразведывательную работу в этом отряде должен был вести капитан Копейка. Караулов тоже отправил своих людей на базы, ожидая, когда фронт перекатится через район. С Карауловым из наших оставался Яковлев.

Проследив за тем, чтобы члены подпольного райкома укрылись в безопасных местах, Сомов стал готовиться к переходу на нелегальное положение. Он должен был отправить в Ворошиловград машину с районным архивом, а те документы, которые не умещались в полуторку, — сжечь. Разных бумаг набралось порядочно, каждое из учреждений, естественно, считало, что его архив — очень важен для работы в будущем, вот и старались спасти то, что сами должны были уничтожить в соответствии с распоряжением.

Сомов сидел в кабинете, поджидая шофера полуторки, которого он отпустил домой за провизией в дорогу и теплыми вещами. Николаю Лаврентьевичу стало грустно. Тягостное прощание… Подошел к окну и стал наблюдать за площадью. Шофер задерживался. «Чего он запропастился!» — подосадовал Николай Лаврентьевич.

Комиссар дивизии, обороняющей Светловский рубеж, предупредил Сомова, как председателя райисполкома, что с наступлением темноты основные части могут отойти, оставив лишь заслон. А сколько он продержится? Единственная надежда, что гитлеровцы, желавшие воевать с комфортом: вовремя есть и пить, вовремя ложиться спать и вставать, — не сделают попытки прорвать нашу оборону ночью, не заметят отхода основных сил.

Часам к трем за секретарем подпольного райкома партии должен был заехать Караулов. А до этого срока необходимо отправить архив.

Николай Лаврентьевич увидел, как пересекает просторную площадь раскрашенная зелеными полосами, заляпанная грязью эмка. Подъехала к зданию райисполкома. Из машины выпрыгнул человек, одетый в шинель, туго перетянутую портупеями.

«Кто бы это мог быть? — удивился Сомов. — На легковой машине… Все штабы уже ушли из города».

Посетитель стремительно поднялся по широкой лестнице на второй этаж. Гулко вторило опустевшее здание его резким шагам. Вот он уже на пороге.

— Никитин Ярослав Игнатьевич, собкор «Правды», — представился он.

Корреспондент «Правды», видимо, воинского звания не имел: в петлицах никаких знаков различия. Ему было лет тридцать-тридцать три. Беловолосый. Голубые внимательные глаза. Весь его вид говорил о том, что он чертовски устал. Но все-таки выкроил время — побрился.

Николай Лаврентьевич пожал руку гостя.

— Сомов.

— Николай Лаврентьевич! — гость обрадовался встрече. — Значит, я попал по адресу, — не без удовольствия заключил корреспондент. — Именно к председателю Светловского райисполкома мне вчера в обкоме и рекомендовали зайти.

При этих словах чувство неловкости, способное перерасти в настороженность, которая возникает при неожиданной встрече в сложной обстановке двух незнакомых людей, начало в Сомове угасать.

«Корреспондент «Правды» Ярослав Никитин!» — Николая Лаврентьевича словно бы осенило. — Простите, это ваши репортажи читал я о дрейфе зажатого льдами ледокола «Седов»?

— Далекая молодость… Первые мои материалы в центральной прессе.

— А… о событиях в Испании? — осторожно выспрашивал Николай Лаврентьевич.

Никитин посуровел:

— Барселона, Гвадалахара, Мадрид… Это были первые бои с фашизмом. Но в ту пору еще слишком много было равнодушных. Средний буржуа не хотел поверить, что фашизм лютый враг всего человечества. А сейчас за эту близорукость расплачиваются и Франция, и Англия, да и вся Европа. — В словах Никитина звучала грусть. — Наверно, подумали: «Не излишне ли оптимистичен корреспондент? Враг — на пороге Донбасса, а Ярослав Никитин об освобождении Европы от фашизма…» Но мне такую уверенность дает то, что я видел, отступая, сюда от границы: нет предела воинскому мужеству нашего народа, его любви к Родине, которая попала в беду. Не читали мой последний очерк «Увидел фашиста — убей его!»? О подвиге артиллеристов в боях за Харьков. Один расчет прямой наводкой расстрелял шесть танков.

Сомов этого очерка не читал. Стало неловко.

— Знаете, захлопотался. Дела…

Никитин расстегнул планшетку и извлек уже потрепанную газету.

— Вот.

Сомов с благоговением держал в руках номер. «Правда». Когда еще доведется ее читать!

На второй полосе внизу крупным, броским шрифтом заголовок: «Увидел фашиста — убей его!» И рисуночек: пушка, возле нее бойцы, а впереди дымятся вражеские танки. Под очерком подпись: «Ярослав Никитин. Наш спецкор».

Как хотелось Сомову оставить газету у себя! Но он вернул ее, понимая, что у корреспондента — единственный экземпляр.