Об истинном и ложном благе

II. (1) Тогда Катон, опустив на мгновение очи долу и затем вновь взглянув на слушателей, начал так: «Хотя мне всегда приятнее слушать ученых мужей, среди которых вы в этот век, без сомнения, первые, чем самому быть ими выслушанным, поскольку я понимаю, что скорее могу научиться, чем научить (и по этой причине я побуждал вас рассмотреть что-либо значительное), однако, так как вам, мудрейшие мужи, угодно было, чтобы я говорил, и притом самым первым, я исполню то, что вы приказываете. И вот то, что я посчитал должным сказать, предпочтительнее всего среди многого, что приходило на ум. (2) Я обычно часто поражаюсь душевной порочности либо слабости людей в том, пожалуй, более всего, наряду со многими иными вещами, что они [люди], как вижу, стремятся скорее овладеть тем, что именно по природе не является благим; напротив, то, что истинно, что высоко, что единственное и составляет благо, этого настойчиво добиваются не только редчайшие [люди], но этого либо не знают даже, либо это презирают и ненавидят. Каковы же суть эти блага? Бесспорно, те, что относятся к добродетели, такие, как справедливость, мужество, умеренность; лик этой добродетели, „если бы ты мог узреть телесными очами, – как говорит Сократ в «Федре», – вызывал бы невероятную любовь к мудрости“[13]. (3) Но поистине лик этот слишком превосходен и божествен, чтобы быть зримым и восприниматься нашими глазами. Но умом и душой надлежит его созерцать, и чем острее будет ум каждого, тем совершеннее узрит он лик добродетели, подобный лику солнца. Такими были те, кто увековечен в памяти и прославляется у наших предков бессмертной славой, это Бруты, Горации, Муции, Деции, Фабии, Курии, Фабриции, Регулы, Сципионы. У греков – Фемистоклы, Аристиды, Эпаминонды. И те, кто прославился не на войне, а в науках: Пифагоры, Сократы, Платоны, Аристотели, Феофрасты, Зеноны, Клеанфы, Хрисиппы, Гомеры, Пиндары, Менандры, Геродоты, Еврипид, Демосфен и бесчисленные другие. И это [только] греческие писатели, не говоря о латинских. (4) А те вещи, названные выше, для достижения которых претерпевает трудности род человеческий, таковы или подобны тем, о которых говорит наш Вергилий:

Тот веслом шевелит ненадежное море, а этотМеч обнажает в бою иль к царям проникает в чертоги.Третий крушит города и дома их несчастные, лишь бы

Из драгоценности пить и спать на сарранском багрянце.Прячет богатства иной, лежит на закопанном кладе;Этот в восторге застыл перед рострами; этот пленилсяПлеском скамей, где и плебс, и отцы, в изумленье разинулРот; приятно другим, облившись братскою кровью,

Милого дома порог сменить на глухое изгнаньеРодины новой искать, где солнце иное сияет[14].

Достаточно будет напомнить о разнообразных человеческих страстях и заблуждениях, примерами чего полна древность, полно и наше время. И потому я воздерживаюсь приводить их. (5) И хотя кажется, что Вергилий ясно осуждает заботы этих людей, на которых указал, и это вполне справедливо, однако я не знаю, правильно ли он столь хвалит одну лишь жизнь земледельцев, говоря сразу после [тех слов]:

А земледелец вспахал кривым свою землю оралом[15] –

и следующие далее стихи. Вам ведь известна песнь, в которой он изложил не свое мнение, а мнение мягкого и изнеженного Эпикура, чтобы потешить этим народный слух. А то, что сам он думал, он показал немного перед этим, там где говорит:

Но для себя я о главном прошу: пусть милые музы,Коим священно служу, великой исполнен любовью,Примут меня и пути мне покажут небесных созвездий,Муку луны изъяснят и всякие солнца затменья,

Землетрясенье отколь; отчего вздымается море,После ж, плотины прорвав и назад отступив, опадает;И в океан почему погрузиться торопится солнце[16] Зимнее; что для ночей замедленных встало препоной.