Об одном злодеянии

— Нтъ, одинъ человкъ сожрать не можетъ, это немыслимо! — размахивала руками еврейка. — Четыре фунта мяса, приварокъ… Надо имть не животъ, а рундукъ, чтобъ это выдержать… Вс вмст жрали, махшемойники проклятые…

Окончилось дло тмъ, что тремъ извозчикамъ хозяйка заплатила полностью, и даже на водку прибавила, а Лэйзеру не дала ничего.

— Старый человкъ, — кричала она ему, когда онъ съзжалъ со двора, — сдой человкъ, а длаетъ такое свинство! Надо васъ въ часть отправить, только мн паскудиться не охота…

Уже темнло. Снгъ пересталъ и втеръ стихъ тоже, но бралъ сильный морозъ. Мокрый армякъ Лэйзера скоро окаменлъ, и тарелкообразныя копыта Храпунчика уже не шлепали по лужамъ, а гулко стучали о мерзлую землю…

Когда черезъ часъ Лэйзеръ подъзжалъ къ своему жилью, издали, изъ непроглядной тьмы, послышался радостный возгдасъ.

— Да будетъ восхвалено Его святое имя!..

И Сося поспшно приблизилась къ телг.

— Ну? Сколько?

По тому, что Лэйзеръ пріхалъ поздно, она знала уже, что онъ на работу попалъ. И въ теченіе добрыхъ двухъ часовъ она съ Ентой и другими дтьми обсуждала, успютъ ли еще сбгать въ мясную за требухой, чтобы сварить супъ. Полагали, что успютъ…

— Давай же сюда молоко, — сказала Сося, наваливаясь грудью на телгу. — Не переверни только, темно.

— Нту молока.

— Не купилъ? Ну ничего! Фейгочка къ Мудрецех сбгаеть, Мудрецеха доитъ поздно.

— Я не работалъ сегодня.

Нсколько секундъ длилось молчаніе.

— Га?

— Никто не приходитъ нанимать… Что ты хочешь?.. До сихъ поръ ждалъ на бирж… Ни сумасшедшей собаки не видно…

Лэйзеръ отпрягъ Храпунчика и поставилъ на мсто. Лошадь немедленно принялась шарить по сторонамъ, ища общанныхъ съ утра лакомствъ. Но тряпкообразныя губы ея встрчали одн лишь холодныя доски…

* * *

Черезъ полчаса Лэйзеръ лежалъ на куч тряпокъ и ладонями сжималъ себ голыя ступни. Ему казалось, что ступнямъ отъ этого тепле. Сося и дти лежали на своихъ мстахъ и, чтобы не чувствовать голода, силились заснуть. Вс молчали; Только маленькій Шмилекъ, лежавшій съ матерью на нетопленной печк, тоненькимъ, сиплымъ голоскомъ монотонно тянулъ:

— Немножко молока, ма-ама!

— Молоко будетъ завтра, Шмилекъ, завтра.

— Молока… Я хочу молока-а-а…

— Завтра, сыночекъ, завтра… Завтра будетъ и молоко, и супъ. Хорошій супъ, съ мясомъ, съ курицей.

— У меня сердце горитъ… Молока-а-а…

Ента не отвчала.

— Я сть хочу, молокаа…

— Ну ша, ша… ну что длать? ты голоденъ! Вс же голодны, вс не ли… И вотъ ддушка, старый и больной, и весь день на холод и на дожд былъ, и тоже вдь ничего не лъ…

Лэйзеръ перевернулся на своемъ лож. Совсть его мучила, а во рту еще ощущался сладостный запахъ гвоздики и лавроваго листа…

Д. Айзманъ.

1902