Обаламус

Я закрыл глаза, пытаясь разбудить спящее воображение… И вот уже вокруг засверкали отражёнными огнями потолочных ламп зеркальные стены университетского лифта, пролетающего — как и тогда — без остановок нижние этажи. Восхитительное ощущение давящего на ноги пола. Скрип тормозов. Лязг раздвигающихся дверей. Несмолкающая с утра до ночи какофония студенческих голосов, гулких шагов, целого спектра разнообразных стуков, шорохов, дверных скрипов… Медная ручка массивной дубовой двери, отполированная до блеска миллионами прикосновений. А за ней, внутри читального зала, слышен лишь шелест тысяч страниц да неясный гул изредка перешептывающихся соседей. Запрет на разговоры в полный голос библиотечная администрация воспринимет буквально, попытки нарушить его — пресекает решительно.

Я не спеша роюсь в узком длинном ящике библиотечного каталога. Обаламус подсказывает варианты названий… Нахожу шифр, заказываю книгу. Жду, продолжая копаться в шкафах… Подхожу чтобы добавить к запросу альманах и два журнала. Ура! Прибыл первый заказ. Получаю, расписываюсь в формуляре, иду к свободному столику, сажусь, включаю настольную лампу, раскрываю… Есть! Первые две страницы проявились перед мысленным взором, словно на студийном фотоснимке. Я наклонил голову, текст укрупнился. Покрутил рукой, развернулся рисунок. Начал листать книгу. Страницы ложились друг на друга парами, словно стопка гектографий[61]. Так, а нет ли у меня в мозгу каталога всего того, что мы с пришельцем прочитали за этот долгий год?

Я представил себе, как рядом с библиотечным столом прямо из воздуха появляется шкафчик с алфавитной картотекой. Стол при этом, как ни странно, из университетской библиотеки уплыл… Перенёсся в другое, не известное мне раньше, помещение. Зато нужный шкафчик действительно появился: маленький, размером с трюмо. Но при этом — разделённый вертикальной перемычкой на два отделения. Примерно половина карточек оказалась разложена по авторам, другая — по названиям. Я бегло просмотрел содержимое нескольких ящиков. Нет, самому этого и за пять лет не прочитать. А что если… Когда я в университете готовился к экзаменам, подчеркивал тонким карандашом важнейшие мысли. А читая материалы к курсовикам, ставил восклицательные знаки там, где находил нужную для своей работы идею автора. И это вошло в привычку ещё со школьных времён, а здесь делалось автоматически, на уровне рефлексов! Не может быть, чтобы… Так, а теперь попробуем представить… Готово! Страницы перед моими глазами сами собой покрылись удобными символами. Ну что, Обаламус, съел?! Все твои мысли, как на ладони! Гм… Почти… Первую книгу я просмотрел меньше, чем за полчаса. А затем прикинул оставшийся объём и затосковал…

Такими темпами мне собранную пришельцем библиотеку и за месяц не одолеть! Надо сократить объём. Сбить бы в мусорку всю словесную мишуру, а нужную информацию спрессовать поплотнее! Но как это сделать?

Вот если бы ещё при этом ничто не отвлекало от поиска решений! Телефонные звонки, к примеру… У них такой неприятный звук. Дзи-и-инь, Дзи-и-инь… Стоп, ты на службе, парень!

— Метео, лейтенант Серов, — я успеваю поднять трубку до того, как оборвались гудки.

— Где болтаешься, лейтенант? — раздаётся из неё недовольный голос Деда. — Что там с погодой?

— Шестьсот на шесть, товарищ капитан! — отвечаю на вопросы в обратном порядке, как он нас всех приучил. — Я на балкон выходил: смотреть ориентиры. Ухудшений до конца смены не ожидается.

Сказанное — почти правда: на балконе я был полчаса назад.

— Добро! — смягчился он. — Ты, помнится, про второго солдата как-то хитро намекал: мол, только если что-то особенное будет, а из тех, кто есть — не надо. Ну, так вот: пару дней назад прибыл перспективный боец, из спортроты его списали, из округа. Ничего себе парнишка, только буйный немного. Прошлой ночью его тут в казарме побить пытались, так восемь человек в госпиталь уехало, четверо в лазарете лечатся. Если хочешь, могу к тебе в Новинск этого драчуна выслать, от греха подальше.

— А из спортроты добра молодца, если не секрет, за что турнули?

— Нарушение дисциплины. Проигрывать отказался, кому велели. Это по слухам. Он, говорят, боксёр классный. А у вас в Новинске ПДСнику, как мне докладывали, кое-кто уже все уши прожужжал, что ему-де там в спортзале, кроме Мишина, никто по сопелке толком съездить не может… Вот я и подумал, чтоб, как говорилось в наше время, при Иосифе свет Виссарионовиче: «…и волки сыты, и морды биты!» — хихикнул довольный Дед. — Ну, что? Забираешь этого скуловорота?

— Спасибо, Николай Иванович! Такая душевная забота о зубах и прочем портрете подчинённого… — в тон начальству отвечаю я. — Тронут. Польщён. Можно сказать, навек осчастливлен…

— А короче? — вернулся к командному языку начальник.

— Присылайте, товарищ капитан! Жду с нетерпением!

От избытка чувств я чуть не расцеловал телефонную трубку. В том, что с «молотом» теперь всё в полном порядке, сомнений практически не было. Слухам, прошедшим через мозговые фильтры нашего Деда, можно верить, как сводкам Генерального штаба.