Обещай, что никому не скажешь

Языки пламени были почти трехмерными, с гипнотическими переливами красных, желтых, оранжевых, голубых и пурпурных оттенков. Сумрачная фигура в углу превратилась в полноценного человека, который, казалось, чувствовал себя как дома в бушующем пламени. Словно она родилась в нем. Девушка, нарисованная моей матерью в углу картины, была точным подобием Дел.

На ней была желтая ковбойская рубашка и синие вельветовые штаны с толстым кожаным поясом, – в этой одежде она была в день убийства. Ее серо-голубые глаза смотрели на меня, а на лице играла полу-улыбка, в то время как языки пламени плясали вокруг нее и лизали ее ноги, словно голодные псы. Шерифская звезда была приколота к ее груди прямо над татуировкой с буквой «М».

«М» – значит «Майк». Моя собственная татуировка вспыхнула в ответ. Я почти слышала, как Дел произносит мое прозвище. Пустынная Роза. Красивое имя для красивого цвета. Привет, Пустынная Роза.

– Привет, Дел, – обратилась я к картине, подумав о том, что если я услышу собственные слова, то страх уменьшится.

Пламя моей свечи ярко вспыхнуло и осветило картину. Лицо Дел сияло, окруженное разноцветным, бурлящим морем огня, нарисованным моей матерью. Потом я услышала звук, похожий на тихий смех. Он исходил не от самой картины, но отовсюду вокруг меня: от стен, от окон, из-под кровати. Огонек свечи уменьшился, мигнул и погас, оставив меня в полной темноте.

Я поняла, что теперь не одна.

Глава 17

17 ноября 2002 года

С годами я все больше думала о Пэтси Маринелли и вспоминала ее слова, сказанные в тот вечер, когда я поведала ей о Дел. Мертвые могут винить нас

. Но большей частью я думала о том, что в конце концов стало с огромной женщиной, которую мы все называли тогда Крошкой.

Когда это произошло, меня там не было, но, когда я заступила на смену, то увидела, как увозят ее тело. Медсестры из предыдущей смены рассказали мне свою версию произошедшего, а когда я прочитала журнал записей, то подробностей стало больше.

После обеда Пэтси обошла больничные палаты, прощаясь с пациентами больницы. Одна из медсестер ради забавы спросила, куда она собирается. Мой муж зовет меня, – сказала Пэтси. – Я скоро уйду. Потом она ушла в свою комнату и закрыла за собой дверь.

«Бедная Крошка, – говорили сестры друг другу. – Теперь она забыла, что ее муж давно умер».

Во время обхода в десять вечера они нашли Пэтси Маринелли в ее постели с посиневшим лицом и широко распахнутыми глазами. Она подавилась собственным языком и умерла от удушья.

Мертвые могут винить нас.

Я застыла на месте, ожидая, когда мое зрение приспособится к темноте. От окна исходило слабое свечение, но если не считать этого маленького квадрата, меня окружала кромешная тьма. Воздух в комнате был прохладным и становился холоднее. В нем веяло сыростью. Пол подо мной слегка прогибался, как будто я шла по земле. Казалось, я вернулась в овощной погреб. Меня окружал запах Дел: сырость, земля и гниющий картофель. Он забивался в ноздри и лез в горло, пока мне не стало казаться, что я действительно наглоталась земли, перекрывшей дыхание.

Я быстро зашаркала туда, где должна была находиться дверь, но мои руки нащупали лишь стену. Я ощупью продвинулась на пять шагов влево, потом вправо. Стена напоминала холодный бетон, а не гладко струганные сосновые доски, которые, как я знала, должны были там находиться. Я вспомнила свой первый визит в овощной погреб Гризуолдов; когда Дел закрыла дверь, я была уверена, что она заперла меня внутри. Я ощутила прилив такой же слепой паники.

Когда моя рука наконец нашарила латунную дверную ручку, она оказалась такой холодной, что обожгла мне ладонь. Я опустила рукав рубашки и кое-как ухватилась за ручку. Я повернула ее налево и потянула, но дверь не открылась, как будто она была заперта снаружи. Однако я знала, что в этой двери нет замка.

Кто-то держит ее с другой стороны? Моя мать, решившая отомстить за то, что я каждую ночь запираю ее комнату, или, может, Ник, который пытается доказать, что призрак его сестры существует на самом деле? Но этот смех…

Я стучала в дверь, а мой разум изо всех сил пытался найти правдоподобное объяснение происходящему. Но все, что я могла придумать, – лишь безумные оправдания.

– Никки! – крикнула я. – Мама! Откройте дверь! Выпустите меня! Боже мой, откройте дверь!

Я приложила ухо к двери в надежде услышать, как кто-нибудь идет на помощь, но слышала только смех Дел, который раздавался отовсюду. Это был шутовской, издевательский смех. Смех из разряда «Я иду за тобой». Тот смех, который я слышала, когда Дел каталась по земле в последний день школьных занятий.

Мертвые могут винить нас.

Я потрясла дверную ручку, потом рухнула и прислонилась к холодному дереву. Теперь я тихо умоляла.

– Пожалуйста, – прошептала я. – Пожалуйста, выпусти меня.