Обещания богов

Однако она по-прежнему не чувствовала полного удовлетворения. Вопросы. Связи. Детали. Ей не хватало окончательной ясности.

— Как Магда Заморски узнала правду?

— Представления не имею. Соитие происходило в полной темноте. — Он хихикнул. — Может, это усы нашего фюрера зародили в ней сомнения…

Симон взял слово:

— Вы следили за нами на протяжении всего следствия?

— Это расследование само по себе создавало принципиальную проблему: нужно было найти убийцу, не раскрывая природы его мотивов. Мы должны были всячески подстегивать следователей, в то же время их придерживая. В сущности, все, кто соприкасался с этим делом, были обречены…

— Как Макс Винер? — вмешался Бивен.

— Отличный полицейский. Даже немного слишком. Ему пришла в голову мысль допросить прислугу Сюзанны и Маргарет, и он обнаружил, что обе были беременны. Потом он начал рыскать вокруг «Лебенсборн»… Пришлось остановить его, пока не стало слишком поздно…

— А мы? — вступила Минна. — Какая судьба ждала нас?

— Мы предполагали убрать вас, но питали надежду, что вы что-нибудь найдете. После Штайнхоффа мы решили, что пора с этим заканчивать. А потом заметили, что вы упорствуете и продолжаете расследование. Среди цыган? Еще абсурднее, чем все остальное, но в конце-то концов…

— А зачем понадобился этот спектакль в «Лебенсборн»?

— Я хотел преподать тебе урок, в то же время убедив, что именно Штайнхофф и был нашим производителем.

Симон перехватил эстафету:

— И ты же посылал этих женщин в мой кабинет?

— Следовало запутать следы. Мы хотели убедить высшие сферы, что Адлонские Дамы не были настоящими нацистками.

— Не вижу связи.

— Но ты ведь самый болтливый психоаналитик Берлина! Хотите распустить слух? Свяжитесь с Симоном Краусом.

— Я не выдумал Мраморного человека.

— Это верно. Сюзанна, Маргарет и Лени были в ужасе от этих снов. Они думали, что пересекли черту. Что их беременность стала проклятием… Мраморный человек был чем-то вроде воплощения суда… Божьего суда.

Минна желала знать, как Менгерхаузен догадался о виновности Магды Заморски. Ведь на самом деле пятая Адлонская Дама покончила с собой, и правды никто никогда так и не узнал.

— Все очень просто, — пояснил Менгерхаузен. — Во время вскрытия Кёниг обнаружил, что она была альбиносом. Обыскав ее дом, мы нашли предметы, связанные с цыганской культурой. Я сразу вспомнил о вашем расследовании среди Zigeuner.

Симон снова заговорил:

— Почему вы оставили нас в живых?

— Вас спасла война. Вас разбросало по всему Восточному фронту с весьма незначительными шансами выжить. Да и в любом случае кто бы стал вас слушать?

— Так или иначе, — подвела черту Минна, — Магда обратила вашу операцию в прах и тлен.

— Это правда… — признал акушер. — Но наши боги по-прежнему живы… Когда война закончится…

— Вы не доживете.

Менгерхаузен промолчал. Какое-то время назад он оставил свои банки и теперь стоял у одного из окон. Повернувшись к ним спиной, он, казалось, что-то искал снаружи — и даже, помахав ладошкой, протер запотевшее стекло.

Через несколько секунд он обернулся:

— Все это больше не имеет значения. Пора звать Вирта.

— На этот раз он не придет, — бросил Бивен.

— Почему же?

— Потому что я его убил.

Менгерхаузен приподнял бровь — наверное, первая фальшивая нота в той дружелюбной партитуре, которую он разыгрывал в уютном уединении своего лесного домика. В другое время и в другом месте он, конечно же, открыл бы ящик и выхватил пушку — но сейчас они находились на бревенчатой даче, и директорский стол был простой доской на ножках, без всяких ящиков и тайников.

Не теряя самообладания, Менгерхаузен снова опустился в деревянное кресло, взял скальпель и поковырял им в чашечке трубки, вытряхивая жженый табак.

— Рейх — это огромный корабль, — пробормотал он, — и у меня полное впечатление, что он дал течь повсюду сразу.

— Ты прямо мысли мои читаешь, — заметил Бивен. — Здесь или где-то еще, но вы все сдохнете.

— Мы-то — вполне возможно, но маховик уже запущен. Покорение нашего жизненного пространства идет полным ходом. Все, что я сделал, делалось во имя этой цели: мы должны были расчистить, и мы должны были породить. И в нашем мире не может быть места для всех.

Бивен достал свой люгер.

— У меня хорошая новость: одно место скоро освободится.

Увидев оружие, доктор забыл про трубку и про пепел. Устроившись в кресле, он лениво вытянул ноги под столом; к его физиономии фарфорового поросенка приклеилась улыбка.

Минна часто замечала: безумцы могут проявлять незаурядную смелость. В этом нет их заслуги: они просто не верят в реальность.

Сцепив пухлые ручки, медик тихо проговорил:

— Если вы выстрелите, звук поднимет по тревоге весь лагерь.

— Мы можем обойтись без шума.

Кожаный колосс подошел, схватил Менгерхаузена за волосы и засунул ему люгер глубоко в рот. Потом дважды нажал на курок. Трахея поглотила выстрелы, сыграв роль глушителя… созданного самой природой.

Минна увидела, увидела собственными глазами, как верхние позвонки медика вылетают сквозь его затылок и скачут по полу, словно игральные кости.