Обещанная ему

— Я на спрашиваю твоего согласия. Свадьба состоится через две недели. Попытаешься что-то с собой сделать или сбежать, я закрою тебя в психбольнице. Надеюсь, ты меня услышала.

Я лишь киваю и иду к лестнице, ведущей на второй этаж в мою комнату. Уступать не собираюсь. У меня есть две недели, и я сделаю всё, чтобы сбежать отсюда, а если не получится, наложу на себя руки. Становится женой первого встречного не буду. Я люблю Ахмеда и хочу к своему сыну.

Уже в комнате меня накрывает настоящая истерика, я падаю на кровать и начинаю плакать. Спустя десять минут моих рыданий в комнату без спроса и стука входит охранник. Он бросает на меня злой взгляд, но ничего не говорит.

Через полчаса ко мне снова приходят. На этот раз медсестра и два охранника. Я понимаю их намерения сразу я вытираю слезы и с яростью произношу:

— Только попробуйте ко мне притронуться.

Укол мне всё же делают. Охранники держат, а медсестра уверено колет мне снотворное. Я забываюсь, засыпая.

Глава 40

Виктория

— Тебе нельзя к нему, слышишь? — Миша хватает меня за плечи и в который раз за все время, что я провела в глуши, успокаивает. — Нельзя, понимаешь? К Дмитрию тебе вернуться нужно. Скажешь, что осознала, что хочешь вернуться, что будешь с ним, потому что он единственный, кто тебя по-настоящему любит. Отец, как никак.

— Нет, — яростно мотаю головой. — Нет, не смогу. К Ахмеду хочу. Он должен знать, что ребенок его!

Меня накрывает истерика и осознание того, что я даже не смогу сказать отцу своего малыша, что он у него родился. Он так ничего и не узнает. Это до жути пугает меня, поэтому я начинаю плакать, а еще бить руками по плечам Миши. Он хороший, но говорит такие ужасные и неприятные вещи. К отцу просит меня вернуться, когда я рожу. Разве это возможно? К чудовищу, которое силой отправило меня избавляться от жизни внутри меня?

— Нельзя к нему, — убеждает Миша. — Дмитрий заберет у него и тебя и ребенка. Ахмед еще не знает, но все неудачи, что были у него, устроил твой отец. Все! Дмитрий, несмотря на то, что давно отошел от дел, все еще может многое. У него куча связей, в том числе, и среди полиции.

— Нет, — я пытаюсь закрыть уши руками и отбиться от Миши. Он врет, он все врет, это же Ахмед! Он все сможет. И нас с ребенком защитить сможет.

— Да послушай же ты! — он хватает меня за плечи и встряхивает, как тряпичную куклу.

В его руках я как маленькая пушинка, поэтому это сразу отрезвляет меня. Уставляюсь на него и жду приговора, который, уверена, он сейчас вынесет. И я не ошибаюсь. Миша чеканит слова, от которых кровь стынет в жилах.

— Ты ребенка живым увидеть хочешь? К отцу тебе нужно вернуться, как только родишь. Он ищет тебя. Всё уже обыскал, рвет и мечет, потому что боится, что ты к нему вернешься. Дмитрий на все готов, слышишь? На всё! Он и тебя и ребенка не пожалеет, в одном доме с Ахмедом сожжет.

— Что? — губы онемели, руки начинают трястись от страха.

— План у него взорвать дом его. И ничего ему не встанет на пути, слышишь? Ничего. Ни ты, ни внук, который ему тоже родной, — мужчина неожиданно кладет руку мне на живот и легонько проводит по растянувшейся коже. — Защити ребенка и себя, Вика, будь рядом с отцом. Он любит тебя, а Ахмеда ненавидит и его методики работы. Душно им в одном городе двоим, понимаешь?

Я понимала, но верить не хотела, отчаянно цеплялась за надежду и сейчас понимаю, какой глупой была. Я выныриваю из воспоминаний так быстро и неожиданно, что реальность обрушивается на меня. Как я могла забыть слова Миши? Как могла пропустить мимо ушей планы отца? То, что он ни перед чем не остановится, чтобы уничтожить моего ребенка?

Страх за малыша начинает распространяться по всему телу. И плевать, что отец сказал, что заберет его и пристроит в детский дом. Что, если он соврал? Что если ему плевать на внука и он сделает что-то непоправимое? Я не хочу в это верить, не хочу, но понимаю, что отец может всё сделать. Может не остановиться ни перед чем. И от этого еще страшнее. Он ведь и мне сделал укол, чтобы не слышать плач и слезы, не остановился ни перед чем, не идет на уступки и не становится лояльным. Ему плевать на меня и на сына моего тоже. Но ужаснее всего, что сейчас я не могу выбраться отсюда, а тогда сама отправила ребенка к отцу, надеясь, что он защитит.

Какая-то часть меня всё еще надеется на то, что Ахмед противостоит отцу, но какова будет цена расплаты за это все?

По тому, как светло в комнате, понимаю, что уже давно утро. А заснула я еще вчера. Мне вкололи сильное снотворное и теперь я понимаю, что истерить плохо. Отцу плевать на то, что я решу. Он хочет выдать меня замуж. Это все, что ему нужно. И он выдаст. А я соглашусь, и чем скорее, тем лучше. Может быть там я смогу выйти на Ахмеда и предупредить, передать какую-то весточку.

Надежда загорается внутри меня, поэтому я встаю с кровати, но, почувствовав легкое головокружение, тут же сажусь обратно. К горлу подступает тошнота от побочного действия полученного препарата.

— Доброе утро, — дверь в комнату открывается и на пороге показывается та, кто вчера мне сделал укол. — Как самочувствие?