Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом?

Совместными усилиями католические и протестантские мыслители приблизили райский мир к нынешнему состоянию бытия. Граница стерлась до такой степени, что некоторые европейцы в эпоху Великих географических открытий всерьез занялись поисками следов рая. Например, Христофор Колумб, в 1498 году во время своей третьей экспедиции подобравшийся к истокам реки Ориноко, полагал, что находится в окрестностях Эдема. Когда же с развитием науки стало ясно, что рая на Земле нет и никогда не было, многие и вовсе отказались от представления о рае. «Предположение о догреховном райском периоде истории, во время которого человек безмятежно наслаждался знанием Бога… конфликтует с большей частью того, что современная научная мысль говорит о структуре и единстве природы»[84]

, – в книге «Зло и Бог любви» пишет американский богослов Джон Хик.

Но кто, кроме западных богословов, виноват в том, что рай вообще стали искать в природном мире? Они, а не ученые несут ответственность за то, что понятие о райском совершенстве оказалось подменено естественно-научными представлениями, относящимися к биологической праистории нашего вида. Когда Дарвина еще не было и в помине, рай в понимании западной мысли уже приблизился к представлениям о естественном состоянии и первобытной дикости. Это не эволюционное учение заставило пересмотреть идеализированную картину человеческого прошлого. Это Августин и его продолжатели потрудились над тем, чтобы предельно биологизировать райского человека и приписать ему максимум животных качеств. Но здесь уже совсем недалеко до утверждения, что человек с самого начала был родней животных и произошел от них. Схоласты сделали все, чтобы доказать – в раю человек ничем не отличался от нас с вами. Но отсюда рукой подать до полного отрицания рая как особого состояния бытия.

Поскольку наше животное тело с подачи Августина расценивалось как изначальный дар Божий, то, когда выяснилось, что оно на самом деле является продуктом эволюции, западным богословам ничего не оставалось, кроме как отождествить эволюционный процесс с процессом сотворения мира Богом, а обитателей рая – с человекообезьянами из джунглей. Библейского Адама приравняли к пещерному человеку, образ жизни которого напоминал все что угодно, но только не блаженное существование в единстве с Богом.

Рассмотрим пару примеров такого «синтеза» библейской истории и эволюционного нарратива. Один из них можно найти в сочинении «Изгнанные из Эдема: первородный грех и эволюционная история» (2006) швейцарского священника-иезуита Раймунда Швагера. Он свел грехопадение к инциденту, случившемуся с группой наших предков еще на этапе Homo erectus. Эти создания, говорит Швагер, поддались порыву злобы и свершили что-то вроде ритуального убийства. С той поры агрессия вошла в норму и повлияла на эволюцию человеческого мозга. В Библии этому событию соответствует не столько сорванный запретный плод, сколько убийство Авеля Каином. Но первобытная орда – не слишком-то подходящий антураж для райской жизни. О каком единстве человека и Бога тут можно говорить? Могло ли разрушить грехопадение то, чего не было?

Денис Александер, почетный директор Фарадеевского института науки и религии, в книге «Творение или эволюция: должны ли мы выбирать?» (2008) предложил еще более изощренное прочтение рассказа о рае. По его словам, Бог избрал «пару неолитических фермеров на Ближнем Востоке или, может быть, группу фермеров, которым Он решил открыть Себя особым образом». После этого неолитические Адам и Ева сделались «главой всего человечества, жившего в то время… будучи избранными Богом, чтобы стать представителями Его новой духовной семьи на Земле»[85]. Однако эта парочка, вместо того чтобы вести за собой остальных людей, отвернулась от Бога и тем самым ввергла все человечество во грех. Александер сравнивает последствия грехопадения неолитических Адама и Евы со взрывом водородной бомбы, который распространил духовное загрязнение на весь мир. Но эта метафора едва ли объясняет, почему богоотступничество двух ближневосточных фермеров затронуло 10 миллионов людей, разбросанных по всему земному шару (именно такова в то время была приблизительная численность человечества согласно Александеру).

Немало известных богословов рассуждают похожим образом. Вот, например, цитата из книги «Проблема боли» (1940) писателя и англиканского богослова-апологета Клайва Льюиса (1898–1963): «Многие столетия Бог совершенствовал животную форму, которой предстояло стать носителем человеческого начала и Его образа. Он наделил руки этого животного большим пальцем, который противопоставлен остальным пальцам, челюстью, зубами и глоткой, способной произносить членораздельные звуки, и достаточно сложным мозгом, обеспечивающим материальную подоснову для возникновения мышления»[86]. В один прекрасный момент, говорит далее Льюис, Бог снабдил это человекообразное существо самосознанием, «вдунул в лице его дыхание жизни» (Быт. 2: 7) – в этом и состояло сотворение человека.