Объяснение социального поведения. Еще раз об основах социальных наук

Еще один метод проверить, не противоречит ли невербальное поведение агентов декларируемым мотивам, – спросить, готовы ли они ответить за свои слова? Когда в 2003 году Администрация Буша с уверенностью ссылалась на наличие у Саддама Хусейна оружия массового поражения как на причину вторжения в Ирак, приняла ли она все необходимые меры для того, чтобы защитить американских солдат от этой угрозы? Некоторые поведенческие модели могут приоткрыть истинные мотивы похищения людей. В 1996 году в Коста-Рике похитители (главным образом, бывшие контрас из Никарагуа) потребовали выкуп 1 миллион долларов вместе с гарантиями занятости для рабочих, снижением цен на продовольствие, увеличением минимальной заработной платы и освобождением их товарищей из тюрем. Когда им предложили 200 тысяч долларов, они удовлетворились этой суммой и не стали настаивать на политических требованиях. Факт убедил власти в том, что их заявления в духе Робин Гуда были уловкой и что их целью всегда были только деньги. Или возьмем поведение французских аристократов, эмигрировавших во время Французской революции в Лондон. В этом очаге слухов о грядущей реставрации монархии и постоянного соревнования по роялизму было жизненно необходимо выразить свою готовность служить делу контрреволюции. Словесных заверений было недостаточно. На всякого, кто снимал квартиру более чем на месяц, смотрели с подозрением. Предпочтительнее было арендовать понедельно, дабы не оставлять сомнений в готовности в любую минуту вернуться во Францию по призыву роялистов.

Не только современники, но и историки регулярно используют эти поведенческие модели как индикатор искренности публичных заявлений о лояльности. Например, к концу Второй мировой войны в оккупированной Франции присутствовала значительная доля скептицизма относительно победы Германии. Выражать такую позицию было небезопасно, но она отражалась в поведении. Процент учащихся средней школы, выбравших в качестве иностранного языка немецкий (или тех, чьи родители выбрали его для них), удвоился с 1939 по 1942 год, а затем стремительно упал. Многие издатели, с готовностью купившие права на перевод немецких книг, так и не воспользовались ими.

Судьи и присяжные также нередко прибегают к этому методу. Иногда они спрашивают: «Был ли у обвиняемого мотив для совершения Х

?» – в надежде, что ответ поможет им решить, действительно ли обвиняемый совершил Х. В этом случае наличие мотива является объективным свидетельством того, было ли обвиняемому выгодно совершение

Х. В других, более характерных случаях установлено, что обвиняемый совершил Х

, после чего встает вопрос, каков был его мотив. Чтобы установить, было убийство совершено в состоянии аффекта или было преднамеренным действием, судьи и присяжные смотрят не только на объективные выгоды, но стараются определить субъективное состояние обвиняемого. Если обвиняемый утверждает, что действовал под влиянием гнева или ревности, а позднее выясняется, что он заблаговременно приобрел орудие убийства и не сразу пустил его в ход[53], доверие к нему снижается.

В отдельности эти подходы могут не сработать. Депутат может не захотеть признаться своей жене, что он боялся за свою жизнь, или может утверждать, что боялся, чтобы на самом деле скрыть мотив, недостойный уважения (например, взятку). В Индии XIX столетия заявления, сделанные на смертном одре, считались ненадежными, потому что люди иногда использовали этот момент для того, чтобы поквитаться со своими врагами. В примере с французскими эмигрантами и те, кто верил в реставрацию, и те, кто в нее не верил, имели основания, чтобы арендовать жилье по неделям: первые для того чтобы упростить свое возвращение во Францию, когда наступит время, вторые – во избежание обвинений в пораженчестве. Однако у способности людей плести паутину обмана, не раскрывая истинных мотивов, есть свои пределы. Лицемерие, как сказал Сомерсет Моэм, – это профессия, которая занимает все время. Даже Тартюф в конце поскользнулся. Чтобы доказать искренность религиозной веры Генриха IV, его биограф не только ссылается на положительные свидетельства «множества эпизодов, когда его религиозный дух проявлял себя без декларации своих намерений», но также утверждает: «Если здесь и было какое-то лицемерие, то оно бы проявилось по тому или иному подходящему поводу». В том же духе высказывался и Монтень: