Обитель

Артём подумал, что сейчас закашляется, – но нет, проглотила и посидела с полминуты, закрыв глаза, без движения.

Он тоже не шевелился.

Потом выдохнула и только после этого будто бы проснулась.

Тихо, с трудом, раскрыла глаза – а тут Артём, Тёмка.

Галя улыбнулась.

Улыбка тоже была чужая и опасная.

– Правда, что в ротах молодых мальчиков пользуют? – вкрадчиво спросила Галя.

– Не знаю. Не видел, – сказал Артём, глядя на неё – только не в глаза смотрел, а в губы, которые странно потеряли свою форму и всё время неприятно кривились, словно зубы во рту нагрелись и обжигались.

– Правда, – сказала Галя уверенным шёпотом. – Используй меня. Я твой… как ты говорил? Шкет! Давай, как будто я здесь лежу на нарах… напуганный.

– Не надо, – попросил Артём очень тихо. – Мне не нравится. Ты не видела, как там. Не играй в это. Пожалуйста.

Ей было всё равно: губы её продолжали кривляться.

– Тогда я тебя использую, – сказала она.

Медленно сползла с дивана, со скрежетом отодвинула мешавший на пути к Артёму табурет – хлеб упал, морковь скатилась, кружки запрыгали, звеня боками…

И тут Галя очень искренне, совсем не пьяно завизжала – в её голосе был такой жуткий испуг, что Артём сам оцепенел.

Она смотрела куда-то за диван.

– Галя! Да что там? – крикнул он, вскакивая.

– Ты… – не находя воздуха, без голоса выдохнула она в ответ, видимо, едва-едва придя в себя. – Ты жрёшь сырое мясо?.. Ты рехнулся совсем, шакал?

Артём наконец увидел, в чём дело – сбоку от дивана лежал кролик, которого он где-то бросил, пока искал кота.

Ужас был в том, что кролик был наполовину сожран – у него, кажется, не было одной ноги и части живота, из которого свисали мелкие кроличьи кишки.

Артём схватил кролика за уши, кишки раскрутились ещё длиннее.

– Тварь, меня вырвет сейчас! – взвизгнула Галя.

– Это не я! – заорал Артём. – Это Чекист сожрал!

– Какой чекист? – заорала в ответ Галя. – Я тебя застрелю сейчас, контрик! – она действительно полезла в кобуру, которой не было у неё на боку, и, заметив это, она пнула валявшуюся возле ноги кружку.

– Это кот! Замолчи, наконец! – гаркнул Артём вне себя, и в ту долю мгновения, когда они оба молчали, раздался грохот.

Стучали в дверь.

Опрометью Артём бросился к дверям, по дороге вспомнил про Галину – где она? с ней-то как? – прибежал назад, её уже нет, по дверям опять грохотали…

– Да ч-ч-чёрт! – выругался Артём и снова метнулся ко входу, открыл.

Там стояли двое из надзора – впрочем, как сказать – стояли: держались друг за друга.

– Шакал! Где был? – спросил первый и толкнул Артёма в грудь.

Пахло от него погано, будто он водку закусывал лягушачьей икрой с болотным илом.

– Кроликов проверял на чердаке, – с ходу ответил Артём.

– Га! Я же тебе говорил, – сказал второй и тоже пихнул Артёма.

Они прошли туда, где горел свет – Артём оставил, когда бегал за кружками, – но на кухне не нашли, чего искали.

– Тут, одни, бля, крысы водяные, – громко сказал красноармеец; “тут” он произнёс как “тыт”, а слова “водяные” вытянул изо рта, словно оно было длинное и отвратительное, как червь.

– Где кролики, ты, хер? – позвали Артёма.

– Он же сказал: на чердаке, – вспомнил один красно-армеец.

– Электричество включи, шакал, – велели Артёму. – Не видно ни ляда.

Артём подумал и включил.

– Вот так, бля! – обрадовались свету надзорные и, грохоча, полезли на чердак.

Артём стоял внизу.

На чердаке раздалось топотанье, мат-перемат, снова топотанье, кто-то, кажется, упал… и потом хохот.

– Да хватит одного, – сказал красноармеец, спускаясь и отхаркиваясь.

Артём посторонился, чтоб не плюнули на него. Потом сделал ещё шаг назад, чтоб его снова не пихнули.

– Тут есть кто ещё? – спросил красноармеец, не глядя на Артёма.

– Нет, – сказал он.

– А бабы есть?

– Нет, – повторил Артём.

– На, разделай и пожарь, – сказал красноармеец, сунув Артёму кролика со сломанной шеей.

“На всю ночь тут останутся…” – лихорадочно думал Артём.

Появился второй красноармеец, последние ступени ему не дались, и он с грохотом их пересчитал.

Посидел на полу, потом кряхтя поднялся. Заметил кролика в руках Артёма, молча забрал, крикнув своему товарищу, пропавшему на кухне:

– На хрен ты ему дал? Мы с ним тут будем сидеть, что ли? Пошли в женбараке возьмём эту… Ляльку. Она и приготовит.

Артём стоял на месте, моля, чтоб всё это завершилось.

Надзорные ещё три минуты что-то мычали на кухне и потом не прощаясь ушли, оставив все двери открытыми.

Артём медленно, боясь сглазить, двинулся следом, в дверях увидел огромную белую ночь – в её свете всё было как голое; торопливо закрылся.

– Галя! – позвал тихо.

В сторожевой каморке её не оказалось. И в лаборатории – нет. И в других комнатах – тоже нет.

Наконец на кухне он отдёрнул штору и увидел её. Она сидела на подоконнике и гладила кота.

Кот мурчал, зажмурившись, но одним глазом всё-таки поглядывая на Артёма.

– Он и свинок хотел сожрать, – шепнула она, кивнув на кота.

“Красноармейцы прямо рядом с ней стояли”, – понял Артём: ему уже было почти смешно. Хорошо хоть шторы плотные – а если б нет?

Галя была совершенно протрезвевшая.