Обитель любви

Дождь-«саранча», как жители Лос-Анджелеса издавна называли теплые перемежающиеся весенние ливни, начался утром 5 апреля, в день, когда Юта родила мальчика. Она не доносила его несколько недель, но малыш весил больше восьми фунтов. Родильные муки у Юты, как и ее ярость, протекали бурно, но недолго. Она кричала, обливалась потом, рвала бархатные веревки, которые донья Эсперанца привязала в ногах кровати. Потом Юта издала еще один животный вопль, и донья Эсперанца, которая приняла в своей жизни множество новорожденных, на этот раз держала в руках своего первого внука.

У ребенка были длинные ножки и ручки, густой ежик черных волос, темные глаза и крохотные черные бровки.

— Он похож на Три-Вэ, — объявила донья Эсперанца. Ее обычно серьезное выражение лица сменилось улыбкой.

Хендрик первым делом назначил премию всем работникам магазина, а потом под дождем бросился к дощатому домику, чтобы гордым дедом постоять у колыбели новорожденного. Младенца спеленали в шесть слоев пеленок, которые бабушка и мать сшили ему из лучшей кантонской фланели. Несмотря на это, ему каким-то образом удавалось резво лягаться руками и ногами.

— Ну и сильный же он, — заметил Три-Вэ.

— Хороший парнишка, — согласился Хендрик. Он повернулся к сыну. — Теперь ты понимаешь, надеюсь, что я пытался тебе втолковать? Пора перестать делать глупости. Возвращайся к работе.

Почти каждый вечер после того, как Три-Вэ ушел из магазина, Хендрик приезжал в своей коляске на купленный сыном участок. Он скучал без Три-Вэ, но, будучи не в силах признаться в этой слабости, делал вид, что приезжает только за тем, чтобы в очередной раз выразить свое неодобрение его нефтяной авантюры.

— Папа, давай сегодня обойдемся без споров.

Хендрик протянул свою пухлую двупалую руку к ребенку.

— А как же твоя ответственность перед ним?

— Как ты думаешь, на кого он похож?

Хендрик боролся с раздражением на сына и радостью от знакомства со своим первым внуком. Радость одолела.

— Как две капли воды похож на твою мать, — сказал он, весь сияя. Он достал из кармана пиджака конверт и подал его Три-Вэ. — Сотня для мальчишки и сотня для его родителей.

— Спасибо, папа, но это слишком много.

— Пусть Юта распорядится ими. Она знает цену деньгам.

Личико новорожденного покраснело, скривилось, тельце под пеленками напряглось. В следующую секунду он издал резкий вопль, потом еще один.

Три-Вэ встревоженно спросил:

— Что это с ним?

— Твой сын напоминает, что голоден, — ответила донья Эсперанца. Она наклонилась и взяла младенца на руки.

Спустя некоторое время она показалась из комнаты Юты.

— Теперь можешь зайти, — сказала она.

Ребенок спал у Юты на руках.

— Как решили его назвать? — поинтересовался Хендрик.

— Чарли Кингдон, — ответила Юта.

Три-Вэ удивился. Они решили назвать мальчика Томасом, в честь дона Томаса Гарсия, которому беззаботный король подарил Паловерде.

Юта прижала маленькую головку в чепчике к своей большой круглой груди и подняла глаза на Три-Вэ.

— Так звали моего первенца, — проговорила она. Во взгляде ее была мольба.

Три-Вэ сказал:

— Чарли... А что, мне нравится. Хорошее мужское имя.

7

Всю первую неделю жизни Чарли донья Эсперанца спала вместе с ним в его маленькой спальне. Юта, которая была вынуждена подняться, чтобы растопить печку, уже через два часа после своих первых родов, теперь наслаждалась отдыхом и спокойно восстанавливала силы. Всю вторую неделю с малышом спала Мария.

Юта не могла привыкнуть к этой старухе с головой, похожей на обтянутый кожей череп. Она не доверяла индейцам. Мария говорила только по-испански, и от нее пахло какими-то незнакомыми травами. Она ходила по дому босиком и никогда не смотрела Юте в глаза своими слезящимися запавшими глазами. Хуже того, когда Мария приходила к ним, Юте становилось не по себе в собственном доме. У нее никогда не было прислуги. Она сама всю жизнь проходила в горничных, и поэтому требования у нее были очень высокие.

— Она все поливает оливковым маслом, — жаловалась Юта Три-Вэ, когда они сидели за кухонным столом и ели приготовленный Марией ужин. — Капусту недоваривает. Сколько раз я ей показывала, а она до сих пор не научилась как следует чистить раковину.

Три-Вэ оглянулся на Марию, которая стояла у печки, повернувшись к ним спиной. Ребенок в комнате закричал. Мария вышла из кухни.

— Куда это она? — настороженно спросила Юта.

— Посмотреть, что с малышом, куда же еще?

— Она испортит Чарли Кингдона.

— Она вынянчила нас с Бадом, — ответил Три-Вэ. — Мария славится своим умением успокаивать маленьких. Вот послушай.

Плач прекратился.

— Просто она приучила его кричать всякий раз, когда ему хочется на руки, — сказала Юта. Они покончили со свиной отбивной. — Пойду посмотрю, что она там делает.

Три-Вэ слышал ее быстрые шаги в коридоре, слышал, как открылась дверь спальни.

— Три-Вэ!!! — Дикий крик Юты эхом отозвался во всем их дощатом домике.

Он бегом бросился по узкому коридору в спальню. Юта прижимала к себе Чарли. Ребенок, завернутый в одеяло, пронзительно кричал.

— Что такое? — спросил Три-Вэ. — Что случилось?

— Она раздела его догола и пихала в него какую-то дрянь!