— Мальстен, что… — услышал он голос Аэлин. Охотница быстро поняла, в чем дело, и достала паранг, однако, видят боги, он ей не пригодится.
— Подожди, — рассеянно произнес Мальстен. Взгляд его словно подернулся туманом, и серо-голубые глаза стали так мало похожи на человеческие. Ни один человек не мог так смотреть: он словно вглядывался в душу каждого, чье тело контролировал.
Вся Рыночная площадь Грата обратилась в его марионеток. Связанные нитями, они продолжали вести свои дела, будто ничего не произошло. Но Мальстен заставлял их смотреть и выискивал стрелявшего взглядами множества глаз.
Одного из них он узнал. На третьем этаже здания, у окна, скрытый темнотой неосвещенного коридора.
Мальстен помнил, что командир малагорских кхалагари обещал убить его, если выдастся такая возможность. Нить прочно связалась с ним, парализовав волю.
Сюда явились далеко не все кхалагари. Всего двадцать человек — Отар Парс знал их расположение точно, и связать их нитями — пусть и не без труда — получилось за несколько ударов сердец.
Одной из марионеток стала Аэлин, хотя она и не знала об этом. Мальстену нужно было удержаться за кого-то, чтобы расплата не настигла его раньше срока. Аэлин бы не одобрила этого, но выбора не было. Времени на получение разрешения тоже.
Кхалагари Парса перерезали себе горло, и Мальстен уловил последние мысли командира. Он невольно изумился его самоотверженности и успел прочувствовать часть его истории.
Пыльная улица… грязные босые ноги… украденный кусок черствого хлеба в руках мальчика, которому не больше семи…
Дружественно протянутая рука советника… царский лекарь… боевая школа…
Мальстен почувствовал, какой досадой и опасливостью были пронизаны мысли Парса по отношению к нему. Воспоминания — столь яркие, что застелили собою все — хлынули в разум кукловода, отнимавшего жизнь у командира малагорских кхалагари, и он едва не задохнулся от сдавившей горло чужой боли и благоговейной преданности. И ведь, умирая, Парс чувствовал, что исполнил свой долг.
Мальстен всеми силами заставил себя отсечь чувства. Дыхание участилось, на лбу выступил пот. Он вновь ощутил себя собой, втянув невидимые человеческому глазу черные нити в ладонь. Правая рука продолжала придерживать рану внизу живота. Жизненно важные внутренние органы, судя по всему, не были задеты, но рана была глубокой и болезненной. Когда придет расплата, первым делом она вгрызется именно в нее, и Мальстен, как мог, отгонял мысли о боли, во много крат сильнее боли обычных данталли, никогда не испытывавших на себе вмешательство аркалов.
— Мальстен! — вновь обратилась Аэлин.
Он не сразу понял, что начал оседать по стене дома, и заставил себя не терять равновесие.
— Боги, дай посмотрю… — Аэлин обеспокоенно закусила губу. — Проклятье, это нехорошо. Нужно увести тебя отсюда.
— Нет. — Мальстен поднял на нее взгляд и чуть поморщился, чувствуя, как кровь окрашивает руку синим. — Аэлин, ты должна уходить. Сейчас.
— Ты всерьез считаешь, что я брошу тебя вот так? — Она не поверила своим ушам. — Мальстен, так нельзя…
— Не спорь, — сказал он. Ему не составляло труда заставить ее уйти с помощью нити, которая до сих пор незаметно связывала ее, но он решил этого не делать. Теперь, когда кхалагари погибли, у них с Аэлин было несколько минут, чтобы объясниться.
— Запоминай. Двигайся по Восточной улице. Это вон там. — Он левой рукой указал направление. — Иди по ней, пока не заметишь купол цирка. Обойди его с востока, так будет вернее. Там найдешь дворцовый парк, смешайся с местными и иди к восточной стене дворца. Дождись, пока стражники отвлекутся, но постарайся не мешкать. Там будет дверь в подземелье. Двигайся западным коридором, и трижды бери левее на поворотах. Тебе нужен коридор из красного кирпича, там должны держать Грэга. Надо было бы выяснить точнее, не переместили ли его. Но, боюсь, тебе придется рискнуть.
Аэлин слушала, не в силах перебить. Она не знала, что с помощью второй нити маршрут намертво впечатывается ей в память.
— Мальстен, не смей! — умоляюще произнесла она. Голос ее опустился до низкого полушепота. — Я не могу…