– А затем она забеременела. Grazie a Dio! [60]
И скажу тебе, ее невозможно было узнать. Она была так счастлива! Она порхала и пела весь день, энергия буквально разрывала ее на части. Невероятно! Каждый день она строила новые планы, стала вдруг интересоваться природой, растениями, целебными травами, приправами для кухни, накупила терракотовых горшков, хотела сделать грядки… Да я просто не могу тебе все описать! Раньше она спала до девяти часов, а сейчас вставала в шесть утра и гуляла по лесу. Ее словно подменили. Я всегда думал, что у женщин бывает депрессия, когда они беременны, а с Розой было все наоборот.– А потом?
– Ты себе просто представить не можешь… Она целыми днями копалась в земле, что-то сажала… Вокруг дома все зеленело и цвело, и Роза была счастлива. Но каждая тля выводила ее из себя. Розы были поражены, и помидоры тоже. Миллионы зеленых гусениц пожирали дубовые листья, и деревья погибали. Но хуже всего были большие белые гусеницы, которые уничтожали хвойные деревья и были вообще опасны. Роза выливала на растения огромное количество воды, настоянной на чесноке и луке, но безуспешно. И тогда я поехал в Consorzio [61]
и купил средство для уничтожения насекомых. Две канистры. Что мне еще оставалось?Сара кивнула. Энцо расставлял резиновые сапоги на полке, приводил в порядок доски и продолжал рассказывать. При этом он не смотрел на Сару, словно разговаривал сам с собой.
– Одна из двух канистр протекала. Я не хотел, чтобы эта гадость попала в дом, и поэтому, Сара, перелил яд в бутылки из-под минеральной воды. Будь оно все проклято и еще раз проклято, но именно я разлил яд в эти проклятые бутылки! А потом я пошел в гостиную и стал искать бумажные наклейки, чтобы надписать их и прицепить на бутылки. Но не нашел ни одной. В письменном столе Розы были только очень старые наклейки, которые не держались на бутылках. «Ладно, – подумал я, – ничего страшного, завтра прицеплю». Я еще хотел предупредить Розу, чтобы она была осторожнее, но забыл. Какая-то ерунда помешала. Она мне что-то рассказывала, уже не помню что. Как бы то ни было, я ничего ей не сказал.
Энцо перестал наводить порядок, облокотился на верстак и посмотрел на Сару.
– Если в дело вмешался черт, то тут уже ничего не сделаешь, клянусь тебе! На следующий день я обрезал оливковые деревья недалеко от Вольпаио. Роза хотела поехать на рынок в Монтеварки. Была ли она там действительно, я так и не знаю. Да это уже все равно. Где-то около четырех часов я вдруг вспомнил об этих проклятых бутылках из-под минеральной воды. Я бросил обрезать деревья и поехал в Амбру, чтобы купить этикетки. Но в магазине их не было, и мне пришлось ехать в Ламанеллу. Там я их купил, а когда шел к машине, встретил Джорджио. Он пригласил меня на кофе и спросил, не мог бы я дать ему на несколько дней газонокосилку. «Конечно, – сказал я, – никаких проблем, приезжай в субботу и забирай». Только около семи вечера я добрался домой. Было уже темно. Обычно в доме горел свет, и я видел его еще из Вольпаио. Но в тот вечер в доме было темно. Темно, хоть глаз выколи. «Да где же она? – подумал я, и мне стало страшно. – Неужели в это время она куда-то отправилась?» К тому же у Розы не было машины, и она никогда не ходила по лесу в темноте. В тот момент я понял, что значит, когда говорят, что холодная как лед рука сжимает сердце, хотя прежде считал это выражение преувеличением.
Энцо заплакал. Потом вытер глаза и с трудом продолжил:
– Она его выпила, Сара. Она выпила этот проклятый яд! Наверное, после работы в саду она захотела пить и сделала большой глоток из одной из бутылок из-под минеральной воды. А когда заметила, что выпила, было уже слишком поздно. Она умерла в страшных мучениях, Сара. В страшных.
У Энцо на глазах снова выступили слезы.
– Когда я нашел ее, она уже окоченела. И все только потому, что я, идиот, вовремя не открыл рот! Потому что я, идиот, налил яд в эти бутылки! И как после этого жить дальше?
Энцо всхлипнул. Сара подошла, обняла его и не отпускала до тех пор, пока он не успокоился. Потом она вышла из мастерской.
Тереза уже поджидала ее.
– Ну? Теперь ты знаешь, что случилось? Надеюсь, он рассказал тебе правду. Да, конечно, Энцо милый человек, но он никогда не делает того, что нужно и важно. Он говорит «Si, si, va bene, faccio subito» [62]
, но ничего не делает. А другие потом вынуждены это расхлебывать. Как Роза и Эди.Сара остановилась. И хотя внутри все кипело, она выглядела спокойной.
– У тебя Богом проклятый рот, поливающий всех грязью, Тереза! – заявила она. – И я больше не хочу об этом слышать. Молись, перебирай свои четки, но избавь меня от твоей ненависти.
Она оставила Терезу и пошла наверх, чтобы заняться Эди.
41