Облик Огня (СИ)

— Четырнадцатый день Расцветания. Я выехал за границы Дордонии. Пришлось продать одну из лошадей, чтобы докупить все необходимое и оценить тюрунский бордель. Тамошние шлюхи ничем не отличаются от наших, разве что берут в три раза больше, да не того, чего хотелось бы, а монет. Ну да ладно, совсем скоро уже доеду, главное, не заплутать. У Осиной Чащи надо свернуть с большака, у двухсотлетнего дуба с содранной корой направо в лес, а там все на юг. Буду ориентироваться по звездам или еще по чему-нибудь. Все помню, как вчера. И месяца не пройдет, как снова начну охотиться на этих тварей. Тридцать седьмой день Расцветания. Добрался до хижины. Весь день пытаюсь протопить, но за зиму хата отсырела и промерзла до основания, мать ее, будь она неладна. По дороге в лесу заметил бесконечное количество следов этих сраных дриад, все время держал лук наготове, но эти грязные твари так и не соизволили показаться. Надо успокоится. Выдохнуть. Дед всегда говорил, что на охоту надобно идти с холодной головой и без капли эмоций… Но клянусь всеми богами, я не вернусь на родину, пока не перебью этих лесных баб всех до одной. Лишь бы… Лишь бы узнать Зойу… Зойа… Малышка моя, кровиночка моя, дочка… Я безумно грущу по тебе, и я вырву тебя из лап этих хищниц, чего бы мне это не стоило. Кроличья похлебка почти готова, наконец-то поем чего-то менее омерзительного. Сорок шестой день расцветания. Почерк изменился, еле могу разобрать. — Сарвилл прищурил глаза и приложил палец к странице. — Суки! Ненавижу! Одна из них пустила стрелу мне в ключицу. Еще бы чуть правее, пробила бы артерию на шее и быть бы мне кормом для лесной живности. Рану обработал, как и чем мог, но стрела, кажется, была заражена ядом или хер пойми чем. С каждым днем общее состояние становится хуже — постоянно тошнит, бросает то в жар, то в холод, обделал уже все окрестности, но рука стала лучше слушаться, а пальцы стали более подвижны и теперь я могу продолжить вести свой дневник. Зато я прикончил одну из них, а вторую ранил и притащил сюда, надеюсь, она не забыла общий язык, если вообще когда-то знала его. Спрошу про Зойу, когда очухается. Безумно приятно вспоминать, как убивал первую тварюгу в этом году. Моя стрела пробила ей легкое, она свалилась с дерева с таким шлепком, словно содержимое давно не убранного нужника плюхнулось на центральную площадь Дастгарда. Ох, как же было приятно видеть ее переломанные ребра, торчащие в разные стороны и слышать, как она захлебывается собственной кровью.

— Больной ублюдок! — не выдержала серебряноволосая чародейка. — Опусти эти нездоровые детали, Сар. Мне противно слушать бред этого сбрендившего охотника на дриад.

Странник послушался, но все равно продолжил читать, но теперь про себя.

Охотников на дриад в Неймерии было не меньше, чем гномов в Городе Гор. Охотниками становились люди, чьих сыновей или дочерей выкрадывали лесные девы. Ходили слухи, что случаи были не редкие, мол, на большаке внимание родителей рассеивалось, и тогда дриады пробирались в спящий лагерь и выкрадывали малышей — мальчиков они заставляли оплодотворять уже готовых понести дев, а затем хладнокровно убивали их, неважно какого статуса, размера или способности убеждения они были — исход был предначертан традициями, пронесшимися сквозь столетия вместе с культурой лесных жительниц.

Из юных же девочек они воспитывали подобных себе — учили быть с лесом одним целым, чувствовать его постоянное присутствие, слышать его шепот и жить с ним по его правилам. Когда они духовно открывались лесу старшие сестры помогали им приручать первых диких зверей, обращаться с луком, готовить яды для врагов и лекарства для своих.

У мстительных охотников на дриад были даже целые кланы, которые размещались почти в каждом городе материка и имели огромные скидки на оружие, провинцию, коней, ночлег и на все остальное, что еще было необходимо, чтобы хоть как-то сгладить утрату, так же потерявших свои чадо купцов, корчмарей, пекарей и кузнецов. По численности, если всех охотников кто-нибудь решил бы собрать в одном месте, могла получиться армия, превосходящая армию всего северного королевства Холденфелл.

— Тут последняя запись. Без даты. — Сарвилл сел на край кровати и словно попытался вывернуть дневник наизнанку, пока тот не хрустнул и не заставил его остановиться в своих намерениях — теперь дневник не пытался столь же стремительно вернуть листы на свое место. Сарвилл тут же поторопился продолжить. — Сука все время лепечет что-то на своем, вообще не понимает, чего я от нее хочу. Когда произношу имя Зойи, начинает вести себя странно — повышать голос, повторять одно и то же слово на своем вонючем диалекте. Пытал уже как только мог. Бил по лицу и в живот, сломал несколько пальцев на руке, раскаленным ножом ковырял рану, которую оставила в ней моя стрела, выбивал зубы, срезал кожу небольшими частями, но она не говорит, хоть чего с ней выделывай. Делает вид, что не знает нашего языка. Прихлопну ее, да и все тут. Найду более сговорчивую.