Облом. Детективы, триллеры, рассказы разных лет

Он вспомнил юркого, востроглазого матросика, который появлялся на корабле на один рейс, а затем пропадал на полгода-год. Всех ребят трясли таможенники, этому же была «зеленая улица». «Думал я с окончанием брежневщины, кончаются и времена глуховых. Ан нет! Сейчас их времена настали в демократической России. При коммунистах глуховы таились. Теперь свои дела открыто проворачивают. Да еще издеваются над теми, кто не по-глуховски живет. Быдло для глуховых трудяга! Сожгли партбилеты и вывернули свое нутро наизнанку. И ничего с ними не сделаешь. При коммунистах была хоть видимость законности. Сейчас — полное беззаконие! Партийную мафию сменила мафия уголовная», — размышлял, отходя ко сну Капитан.

Не долго пришлось ему спать. Ближе к утру начали возвращаться с ночной Гинзы моряки и прочие. Выпрыгивали из дорогих машин певички и танцовщицы варьете. С почтительным книксеном они вручали по несколько банкнот тершемуся у трапа Глухову. Там же ошивался ожидавший примадонну Никоенков.

— Вас просили не беспокоиться, — сказала ему вышедшая из лимузина артистка. — Она с австралийцем в Киото на три дня уехала.

— Предупреждаю: никаких эксцессов! — бросил певцу через плечо Анатолий Сергеевич.

Через три дня туристы возвратились из Киото. Примадонна, с презрением взглянув на Никоенкова, проследовала в каюту австралийца. Певец попытался дернуться, но был оттерт «мальчиками» Глухова.

Ночью Никоенков забарабанил в дверь австралийца.

— Выйди, тварь! Поговорить надо! — лупил ногами в мореный дуб певец.

— I don’t understand him! What does that guy want?[1] — послышалось бормотание австралийца.

— Probably he has mistaken[2], — ответила примадонна.

— Yes, yes! This guy had mistaken. Sorry, dear sir![3] — прозвучал голос Глухова.

Рука впилась в затылок Никоенкова и резко повернула его. Певец увидел наглоглазого молодого человека из группы сопровождения и стоявшего за ним Глухова. Удар в переносицу покрыл глаза звезды эстрады снопами искр. Сложенная кинжалом пятерня больно ударила в солнечное сплетение, выпустила из легких воздух. Толчок коленом вызвал тягучую боль в мошонке. Ударами ног скорчившегося певца гнали к выходу, задавая ему направление причиняемой болью. На палубе Никоенкова ударили ногой по лицу, разбив нос и губы. Певец попытался подняться, но получил удар по кобчику и ткнулся лицом в палубные доски.

Теперь он закрывал голову руками, а обступившие его «мальчики» били ногами по печени, почкам, ребрам, сменяя одно болевое ощущение другим.

— Хорош! — процедил Глухов, оттянув за волосы голову артиста. — Я ведь тебя-козла предупредил: никаких эксцессов! Ты в приличном заведении находишься, а не в бардаке. Запомни это! Еще раз так сделаешь — хуже будет! Понял?

— Понял, — всхлипнул Никоенков.

— Пошел вон! — пнул его Глухов.

Через некоторое время притащили примадонну. Она решила отоспаться в своей постели, а попала к «мальчикам», поджидавшим ее. Анатолий Сергеевич вытащил из джинсов ковбойский ремень с тяжелой серебряной бляхой и отхлестал артистку по аппетитному, но уже начавшему дряблеть заду.

— Что ты, сучка, себе позволяешь? — приговаривал менеджер, нанося удары. — Мужиков меняешь, стравливаешь их. Туристам от этого беспокойство… Сколько австралиец тебе за любовь заплатил?

— Ой, Толенька, жадный он! — взвизгнула примадонна. — Денег не дает. Так, грошовые подарки! Говорит: «У меня нет наличных, только чеки».

— Вот пусть и выпишет чек на соболиную шапку! У нас в бутике, как раз моего размера имеется. Объясни ему, что за любовь теперь и в России надо платить. И «мальчикам» угощение надо выставить! Они свой режим нарушили, вместо сна твоим воспитанием занимались.

— Мы, дядя Толя, по водочке не ударяем, — сказал старший из «мальчиков». — А вот от швейцарского шоколада «тублероне» не откажемся.

Утром старпом спросил Капитана, знает ли он, что случилось на судне.

— Знаю, — ответил тот. — Никоенкову хорошо вломили: весь заклеенный. Примадонне задницу драли. Дал хозяину радиограмму о бесчинствах Глухова и его команды.

— Ответ получил?

— Да, читай, — протянул бланк Капитан.

«Не вмешивайтесь в действия менеджера круиза. Слюсаренко», — с удивлением прочел старший помощник.

4

Ночью лайнер покинул Гонконг. Умаявшиеся за два пассажиры разошлись по каютам. Несколько полуночников сидели в казино и баре. «Не пора ль вам застрелиться, господин штабс-капитан?» — завывал с эстрады Никоенков, на лице которого сквозь густой грим проступали синяки. Маша Громова выпила порцию двойного виски и теперь шла в свою каюту. В Гонконге она неплохо провела время в дорогом ресторане в обществе богатого китайца. Привыкшая работать ночами, Маша не могла заснуть без выпивки. Она хотела выкурить сигарету на свежем воздухе. На опустевшей палубе к ней метнулась пара глуховских «мальчиков».

— Привет, Маша! Хорошо отдохнула? А мы как проклятые сидим на этой посудине… Может, развлечешь нас? — «мальчики» заелозили проказливыми ручонками по Машиным бедрам и груди.

— Я на отдыхе, парни! Занимаюсь любовью, лишь чтобы не терять форму. С тем, кто мне нравится.