Обмани меня нежно

– В те времена и художникам жилось несладко, – вздохнула Ефросинья Ниловна. – Даже гениям. О! Это был великий человек!

– Был?

– Он, к сожалению, умер. У него был запущенный туберкулез легких. Питерская сырость тому виной, Леша ютился в цокольном этаже. Он и до сорока не дожил. А его картины... Их тоже убила сырость. Мы с вашей мамой ему помогали деньгами, но вытащить из сырого подвала не могли никакими силами. Да и куда? Мы тогда сами бедствовали. Пытались его продвигать, но увы! Все заполонили эти ужасные новомодные течения! Сделанные им копии Васильева гениальны, – Ефросинья Ниловна вздохнула. – Они писались в тех же местах, под Питером. Летом мы вывозили Лешу на пленэр... Ах, что это были за времена! Повсюду нищета и в то же время величие! Мы чувствовали, что и нашими руками творится история... Ах, Георгий Викторович, голубчик, куда все ушло? В общем, мы закрыли эти единицы в музейном фонде, а подлинники стали храниться в сухом проветриваемой помещении...

– У вас на лоджии. Или в кладовке? – Ефросинья Ниловна молчала. – Неужели под кроватью?

– Кое-что ваша маменька увезла на дачу, когда та была, наконец, построена.

– Но почему не вернули их в музей?

– Я хотела, – Ефросинья Ниловна потупилась.

– Понимаю: кошки. Вы вот уже много лет носитесь с этой идеей. Устроить кошачий приют. Но нужны деньги. Много денег. На вашу музейную зарплату приют не потянуть, концы бы с концами свести, и то ладно. А нужно давать взятки, чтобы подписать соответствующие бумаги. Но как вы думали продать картины? Это же непросто!

– Ваша мама сказала, что нам может помочь Серафим...

– Что?!

«Ай да маменька! Выходит, это у меня наследственное?!»

– Но его посадили.

– И дело застопорилось. Потом была проверка, и вы вернули картины. Мама не случайно появилась в музее, ведь так? Директор в курсе?

– Не очень. Но помог ей попасть в хранилище. Мы все вернули на место. Вы ведь не скажете маменьке, что я ее сдала? – просто сказала Ефросинья Ниловна.

– Не скажу. Спасибо за информацию.

– А деньги? – невинно посмотрела на него старушка.

– Сколько?

– Сколько не жалко. И похлопотать.

Он рассмеялся. Интересно, сколько подделок хранится в запасниках из-за беспредела начала девяностых? А сколько их выставлено под видом подлинников? Кто их все проверял? Даже он не смог отличить подделки, на них ведь и вода попадала, и холод сделал свое черное дело, и влажный воздух. Хранились они какое-то время в ужасных условиях и быстро состарились. Говорят, полно подделок и среди ювелирных изделий.

Подделок...

А что такое фреска Леонардо да Винчи «Тайная вечеря» после всех перенесенных ею катаклизмов? А «Даная», которую вандал облил кислотой и порезал ножом? Кстати, для восстановления картины исходным материалом послужила одна из лучших копий. И таких случаев много.

Да, есть великие таланты, которые кропотливо все это восстанавливают, зная, что их имена история вряд ли сохранит. И слава им!

Он вдруг подумал о Зое. Надо устроить ее персональную выставку за границей. В Париже или в Лондоне. Не пожалеть на это денег, а прессу возьмет на себя Катя. Оно того стоит: последние Зоины картины, написанные после того, как ее лучшие друзья поженились, просто великолепны!

* * *

– Скандал в Лондоне на аукционе Christie’s. – В голосе хорошенькой дикторши появились восторженные нотки. – Олигарх, купивший за баснословные деньги пейзаж кисти великого русского художника девятнадцатого века Федора Васильева, вдруг заподозрил, что ему продали подделку. Картина была отдана на экспертизу в Эрмитаж, и специалисты подтвердили его сомнения. Англичане же клянутся, что на аукционе был выставлен подлинник и, в свою очередь, подтверждают это заключением опытных экспертов. Удастся ли русскому олигарху отстоять свою правоту и вернуть деньги? Мы будем следить за развитием событий...