Обманутые скитальцы. Книга странствий и приключений

— Коллега, — кланяясь, говорит немец, — произошло недоразумение. Ради бога, извините моих соотечественников. Солдаты простодушны, как дети. Разрешите представиться: Оттон Фишер, орнитолог и немного антрополог. Я недавно был в России с экспедицией Брэма. Вы же, насколько я знаю, работали с Геккелем, были на Красном море. Я счастлив видеть вас, господин Миклухо-Маклай.

Оттон Фишер жмет руку русскому.

Немец в тирольской шляпе отупело рассматривает Маклая и, жалко улыбаясь, отходит в сторону.

Унтер-офицер бросается к столу, собирает вещи, бережно укладывает их снова в саквояж.

— Коллега, — говорит Фишер, — разрешите мне из простого любопытства взглянуть на череп.

Маклай молча кивает головой.

Фишер вертит в руках череп.

— Череп, кажется, женский, — говорит он. — Не обижайтесь, коллега, но вот что означает большая примесь монгольской крови. Некоторые особенности в строении черепа указывают на его русское происхождение. Не правда ли? А примесь монгольской крови делает расу неполноценной. Наибольшая близость к обезьяне…

Фишер проводит указательным пальцем по челюстям, затылочной части, теменному шву черепа.

— Господин Фишер, — вспыхнув, отвечает Маклай, — вы высказываете мнения, лежащие вне подлинной науки. Я не считаю возможным обсуждать их. Но сейчас вы увидите, насколько они опрометчивы.

Маклай берет череп из рук Фишера и укладывает его в саквояж. Потом русский достает из жилетного кармана круглый золотой медальон на тонкой цепочке. Раскрытый медальон передает Фишеру. Внутри медальона помещен портрет молодой белокурой девушки.

Фишер вслух читает надпись на портрете:

— «Вспомните Иену, добрый русский друг!»

— Где же здесь монгольская кровь? — с усмешкой спрашивает Маклай. — Но этого мало, доктор Фишер. Вот, прочтите еще!

Он достает из кармана сюртука бумагу и подает ее Фишеру.

— Ваша соотечественница, господин Фишер, — говорит Маклай, — была неизлечимо больна… А я работал в клинике, где она находилась. Зная о моем интересе к анпропологии, она завещала мне свой череп… Вы держите в руках формальное завещание покойной.

— Прошу извинения, — бормочет с кривой улыбкой Фишер, прочитав бумагу. — Данные немецкой антропологии… Я беру свои слова обратно.

— Существует лишь одна антропология — естественная история человека, свободная от расовых предрассудков, — резко говорит Маклай. — И я имею честь служить этой чудесной науке.

Фишер задержал в руках золотой медальон. Он рассматривает гравировку на верхней крышке.

— Прекрасная работа! — говорит Фишер.

Рисунок на крышке медальона изображает Московский Кремль.

Фишер возвращает медальон.

— В день Бородинской битвы этот медальон был на груди у моего деда, — с гордостью поясняет Маклай. — Как жаль, господин Фишер, что мы говорим о науке в прусской казарме. Ведь это вы писали книгу о Новой Гвинее?

* * *

— Приготовьтесь к проверке документов! — кричит обер-лейтенант.

Распахиваются двери смежной комнаты. Немецкий солдат выводит оттуда бледного человека. По подбородку человека течет кровь.

— Стой здесь! — коротко говорит человеку солдат. — Тебе недолго осталось ждать.

В большой комнате появляется комендант, капитан фон Юльке. Он чем-то возбужден. Монокль то и дело выскакивает из его глаза. Комендант отдает вполголоса какое-то приказание унтер-офицеру. Тот быстро уходит.

Стуча сапогами, в комнату входят двое солдат, щипавших кур на крыльце. Они на ходу вытирают руки о передники. Отбивая шаг, солдаты подходят к капитану и вытягиваются в струнку.

— Взять! — говорит им капитан, указывая на человека с окровавленным лицом. Солдаты молча откидывают передники и вынимают из ножен широкие тесаки. Они проводят окровавленного человека мимо собравшихся в зале. Маклай наблюдает эту сцену. Видно, как дергается его левая щека.

— Знай, французская свинья, что попал в руки к Гушке, — говорит высокий солдат в переднике бледному человеку. — А Гушке — это…

Шум в дверях. Расталкивая собравшихся и уже выстроившихся в очередь, к столу коменданта пробирается неправдоподобно толстый человек в мокрой от дождя одежде. Пот и капли воды струятся по его лицу.

— Я буду жаловаться! — свирепо вращая заплывшими глазами, кричит толстяк. — Лумбахская дева достойна внимания истинных германцев. А меня… меня высаживают из каждого дилижанса под предлогом, что я занимаю много места, а омнибусы переполнены. Так я никогда не попаду в Париж. Разве я виноват, что поезда не ходят. Я — солдат германской науки. Я хочу вступить в Париж вместе с войсками.

Комендант несколько озадачен.

— Позвольте… позвольте… что за Лумбахская дева? — спрашивает он у толстяка.

Толстяк блаженно закрывает глаза.

— О! — говорит он.— Я член Мюнхенского археологического общества, доктор медицины и член Баварского клуба полновесных германцев Карл Берхгаузен, открыл в древнетевтонских могильниках останки Лумбахской девы… Это — идеал чисто германской красоты.

Толстяк тяжело переводит дух.