Обманутые сумасшествием

– Вот беда… а где остальные? Где Фастер, Линд, Оди?

Робот повернул голову, пытаясь еще раз поймать взгляд капитана. Что в этот момент выражал его собственный взор, не мог бы сказать никто.

– Мне очень жаль, сэр. Все они мертвы.

Кьюнг схватился за голову и начал медленно оседать. Но тут же силы вернулись к нему и он выпрямился.

– Вот беда… ничего не помню! И я был здесь, когда все погибли?

– Да, сэр.

Оба медленно побрели в сторону «Гермеса». Кьюнг обхватил робота за туловище. Тот служил надежной опорой, к тому же — самостоятельно передвигающейся. И так, при помощи четырех ног, две из которых изрядно хромали, они худо-бедно могли идти. По дороге капитан задавал вопросы и после каждого ответа недоуменно покачивал головой, приговаривая: «неужели я все забыл?»

. Вдруг он спросил:

– А где мой плюшевый мишка? Если он тоже погиб, я этого не перенесу. Мне даже не с кем будет поиграть!

– Нет-нет, сэр! Он находится в вашей каюте.

– И я могу с ним поиграть?

Робот что-то долго медлил перед ответом.

– Разумеется, сэр.

Находясь уже внутри звездолета, как в родном доме, Кьюнг несколько приободрился, снял скафандр — как будто освободился от половины собственного веса, и после почувствовал, что уже в силах двигаться самостоятельно. Пошатываясь от внутренней опустошенности и телесной слабости, он без посторонней помощи сделал несколько пробных шагов. Затем более уверенно пошел по вымершим салонам, в которых, казалось, уже никогда не воскреснет дух жизни. Фабиан следовал позади, стараясь не отставать, но и не подходил слишком близко, дабы не вызвать подозрений. ТО, ЧТО сидело в его металлическом чреве, видимо, находясь в серьезном недоумении, принялось размышлять: «Что делать?.. Времени остается мало! Кизз и Эгли скоро будут здесь… надо срочно что-то предпринимать! Может, просто ударить сзади по голове?». Рука робота уже начала было подниматься вверх. Казалось, остаются считанные секунды, в течение которых цена на жизнь капитана упала чуть ли не до ноля. И вдруг странность: металлическая пятерня, зажатая в кулак, почему-то расслабилась. Рука опустилась. «Стоп! А как же Великий Моральный Принцип? Я не имею права убивать… В этом случае великий Ордиз будет очень мной недоволен. Нужно, чтобы он сам… сам…»

.

Заледеневшая мимика Фабиана никак не отражала внутренние терзания того, кто даже не являлся его составной частью. Робот спокойно следовал за капитаном, и со стороны могло даже показаться, что покорный слуга безропотно идет за своим господином. Кьюнг зашел в каюту Линда, отыскал там какие-то лекарственные препараты и принялся натирать свои раны.

– Извини, Фабиан, мне надо отдохнуть.

– Конечно, сэр, — робот вежливо ретировался.

Минули целые сутки, в течение которых было пока не разобрать: кто чем занят и у кого какие планы. Кьюнг по большей части просиживал в своей каюте. Он часто брал на руки своего плюшевого медведя, разговаривал с ним, задавал вопросы и сам же на них отвечал. Иногда он «прогуливал» друга детства по салонам звездолета. Медведь, движимый человеческими руками, радостно скакал по столам и тумбочкам, вращал головой, все разглядывал, все ему было интересно. Как-то они забрели в центральный отсек, и он увидел тысячи собственных отражений. Капитан еще сказал тогда:

– Не пугайся, друг, это всего лишь зеркала. Они только подражают нам, но жизни в них нет.