— Эти юноши, — Беня показал на двух парней из своих спутников, — очарованные рассказами о Вашим жизненном пути и просветлённые вашей святостью, подвигами во имя стремления к подножию Престола Небесного и установлению Царства Божьего на грешной земле нашей, упросили меня умолять вас взять их в слуги к вашей милости. Они сильны, понятливы и молчаливы. Они будут достойными спутниками Вашему преосвященству и в дни несчастий, и годы грядущих успехов.
Бекет с сомнением рассматривал молодых людей. Два одинаковых лица. Братья-близнецы. Высоки, светловолосы и светлоглазы. Широкие плечи. Свободная стойка, свойственная богатым купцам и благородным рыцарям. Он сам — сын дворянина, ставшего купцом. Осанка, вбитая в детстве старым рыцарем, другом отца, оставалась с ним и в годы службы архиепископу Теобальду, и в годы дружбы с королём, и при встречах с Папой Римским.
— Воины? Грамотные? Католики?
— Они умеют пользоваться мечом и луком. В конном копейном бою… лучше бы сперва подучить. Владеют германским и славянским наречиями. По гречески — читают. Латынь… есть большое пространство для совершенствования. Вероисповедание — греческое. Труд приведения этих юных душ в лоно святой римско-католический… Они будут счастливы называться крестниками Фомы Бекета.
Уловив нерешительность архиепископа, Беня тяжко вздохнул:
— Я готов заплатить. Серебром. За их пребывание вблизи вашей милости. Как за пеших воинов — по пенни в день. Один год.
Бекет дёрнулся как от удара. Ему ли, оставившего все блага мирские после принятия сана, возжелавшему всей душой своей — очищения святой церкви от стяжательства, сребролюбия, скаредности, торговаться с каким-то иудеем о сребрениках? Требовать платы за «приведение душ в лоно»? Он обвёл взглядом заваленный подарками стол, ощутил на плечах мягкое тепло соболиного манто…
— Как их зовут?
— Хугин и Мунин. Если Вашему Святейшему Превосходительству будет угодно, они с радостью примут новые имена по воле Вашей Светлости.
На другой день, продав десяток круглых стеклянных зеркальц и сотню бусин, Беня и его спутники отправились дальше. А молчаливые Хугин и Мунин приступили к службе в свите беглого архиепископа Кентерберийского.