Обмененные головы

После этого концерта Кунце единственный раз в своей жизни виделся с Гитлером. Томас Манн, сам при этом не присутствовавший, так описывает их свидание: «В течение какой-то позорной минуты [154] Гитлер сверлил своим тупым взглядом, взглядом василиска, его маленькие, блеклые, совсем не “гетевские” глаза и прошагал дальше».

В тридцать шестом – тридцать седьмом годах Кунце иногда печатает статьи в газете «Дас Шварце кор» – «особенно отвратительной, ибо она обладала известной литературной хваткой и бойкостью», по словам того же Томаса Манна. (Одну из этих статей процитировал Лисовский: «“Медея” не имморальна. Это таинство рождения новой морали. Как из хлеба и вина рождается новая сущность, так восстает, пройдя очищение кровью, изменой та мораль, что возвещена нам со страниц Нового Завета: не мир Я принес вам, но меч. Этот меч и куем мы сегодня – меч Христа-Зигфрида».)

В тридцать восьмом году торжественно отмечается семидесятилетие Готлиба Кунце. В Мюнхене проходит фестиваль его опер. Но вот в Париже – и этот факт своей боевой молодости с гордостью вспоминает Эся – сорвана премьера «Le Baptême de la Russie». Член-корреспондент Французской академии Кунце вернулся в свои пенаты провожаемый взамен оваций лишь извинениями да сожалениями, которые не уставал ему приносить, даже через окно вагона, мосье де Капистан (директор оперы).

Прежде чем вспоминать о другом турне престарелого маэстро, более удачном – хотя и несравненно более драматическом, если с моей колокольни смотреть, – я замечу, что был озадачен фразой Франтишека, что, дескать, гомоэротизм носил в жизни Кунце характер эстетический и платонический. Раньше меня предостерегали даже от «самой мысли» (в связи с дядюшкой Кристианом), чем эту мысль подали. Теперь оказывается, что был все-таки «платонический гомоэротизм». Что я еще узнаю в ходе этого стриптиза – что «Готлиб маленький» оставил «Готлиба великого», тот всю Первую мировую войну прострадал, а после отомстил, но, видимо, плохо управлялся с орудием мести, каковое по этой причине и возымело над ним «совершенно необъяснимую власть».

1940 год – в программе гастролей Берлинской филармонии в Москве скрипичный концерт Кунце, в своей позднейшей редакции посвященный жене. (С.Эйзенштейн тогда ставил в Большом театре «Валькирию» к приезду Риббентропа [155] .) Сам Кунце с супругой – имя которой не всегда стояло на титульном листе партитуры – здесь же в зале. А я знаю с маминых слов, что она с отцом ездила в Москву зимой сорокового и им с большим трудом удалось тогда достать два билета на Берлинскую филармонию. Значит, они там были… Нет, разумеется, они не встретились. Даже глазами. Но теоретически – могли. Не только Суламифь Готлиб, Суля, могла пожирать глазами в тот вечер свою мать вживе – но и та могла скользнуть по ней равнодушным взглядом. А что творилось тогда в душе Юзефа Готлиба… под звуки концерта, который впервые был им исполнен, для него

писался, ему на самом деле посвящен. Соло играл довольно хороший немецкий скрипач Рен (он сегодня живет в Гамбурге). Мне почему-то очень неприятно все это описывать. Даже не досадно, а именно неприятно.

К этому времени Доротея фон Клюгенау уже стала Доротеей Кунце. Несколько месяцев спустя Кунце напишет «Триумфальную песнь» – наши войска в Париже, унижение, которое ему пришлось испытать в этом городе, отомщено. Кунце не забывал обид, в них он черпал вдохновение (инцидент со Стравинским). И потом, в 1871 году одна «Триумфальная песнь» уже была сочинена по аналогичному случаю, почему, спрашивается, не потягаться с Иоганнесом Брамсом?

Страшный удар – гибель Клауса в сорок втором году. Однако здесь я ничего принципиально нового для себя не нахожу: супруги Кунце все больше впадают в мистицизм, у Веры даже наблюдаются признаки душевного расстройства, в начале сорок третьего – визит Геббельса. К сожалению, постоянно встречается: «Доротея Кунце вспоминает», «Доротея Кунце рассказывает» – а я знаю, что рассказам этой дамы верить нельзя.

29 февраля 1944 года. Накануне закончен «Плач студиозуса Вагнера». Вспоминает уже не Доротея Кунце, а доктор Гаст [156] , живший по соседству (наверное, в одной из вилл, мимо которых я проходил), случайно оказавшийся в то утро свидетелем, как говорится, разыгравшейся драмы: