Обмененные головы

Вы шутите с огнем, молодой человек. Конечно, это неприятно, и я ее понимаю: с генеалогическим древом полная катастрофа, ее муж происходит и по отцовской и по материнской линии от каких-то прибалтийских евреев. Ее сын, ее внук больше не смогут называть Кунце своим дедом и прадедом. А ее как надули! Тридцать пять лет она считалась вдовой немецкого офицера, больше – павшего на войне сына гениального немецкого композитора. Что теперь будет с ее терновым венцом? Тем, кто готов был в ней видеть олицетворение немецкой верности, ее фигура отныне покажется нелепой.

Нет, она не требует от меня никаких доказательств – как будто боится их получить. Такое ощущение даже, что, когда я сейчас эти доказательства начну приводить, она попытается зажать уши.

Она меня слышит? Я ездил недавно в Польшу. И там отыскал служанку, которая проработала в нашей семье, то есть в семье моего деда, двадцать лет, с восемнадцатого по тридцать девятый год. Ее зовут Галина Куковака, она русская из Галиции, нянчила мою покойную мать и поныне здравствующую тетку. При ней, на ее глазах и разыгралась семейная драма в доме деда. Она подробно описала мне, как это было в тот день, когда мой дед попытался покончить с собой… да, чтоб ее не смущал мой шрам: это память о войне Судного дня, случайное совпадение, если только в этом мире что-то бывает случайно. Собственно, только благодаря этой старухе, тогда восемнадцатилетней девушке, дед и остался жить. Она случайно увидела его, уже готового спустить собачку, и крикнула – дед промазал. Как известно, это было в апреле, в канун Пасхи, день она точно не помнит – не то в среду, не то в четверг. Все правильно, не так ли? Ее барыня ждала ребенка, это общеизвестно – задним числом служанка, как и все, считала, что от любовника. Но при этом барыня была уже на шестом месяце. Свидетельство невежественной женщины может быть недостоверным – и даже, скорей всего, будет недостоверным – в чем угодно, но в этом вопросе я на нее полагаюсь. Спрашивается, как можно уже шесть месяцев быть беременной от человека, если тот приехал в Европу на Рождество, а сейчас только Пасха? Чтобы это скрыть, чтобы подлинная дата рождения ребенка осталась никому не известной, новоиспеченные супруги Кунце и скрываются в глуши, в Португалии, целых два года – а отнюдь не спасаясь от преследований бывшего мужа, как это намеренно представлялось. Сам «грозный преследователь» – третий, кто знал эту тайну, – ее не выдал. Наверное, между ними была договоренность, вроде того, что она обязуется никогда не искать встречи со своими дочерьми, а он забывает о третьем ребенке. Ведь Йозеф Готлиб был невменяем только в какой-то момент, самоубийство – это не цель, а средство, сильнодействующее болеутоляющее. Человек, который произвел в себя выстрел, даже если пистолет дал осечку, уже своей цели достиг, ему полегчало. После этого с ним можно разговаривать.

Фрау Кунце, однако, не сдается и успокаивает себя. Это все выглядит очень убедительно – если б еще имело под собой какое-то основание. Я так уверенно заявляю, что Клаус не сын Кунце, как будто имею какое-то бесспорное тому доказательство. Только у меня источники все как на подбор – по своей сомнительности: слепой флейтист, неграмотная старуха, живущая в Польше, сказавшая, что ее хозяйка была тогда якобы на шестом месяце беременности. Да кто ей поверит – настолько, чтобы… ну, прибавится к слуху о гомосексуализме еще один слушок. Нет ни одного великого человека, чью биографию не оплетали бы всякие грязные слухи, – только кто из порядочных людей им верит?

Боюсь, что фрау Кунце себя зря успокаивает. Разумеется, болтовня какой-то старухи ничего не стоит. Просто я лично, я уже объяснил, в этом абсолютно ей доверяю, в этом

она грамотная. А потому не поленюсь и – не поскуплюсь: поеду в Португалию, отыщу деревеньку или городишко Эспириту-Санту [165] и в тамошнем приходе попрошу выписку из церковной книги о крещении младенца Флориана Михаэля Николауса Кунце.

Фрау Кунце подошла к двери и открыла ее, затем к следующей – тоже открыла, и так, пока, как по системе шлюзов, я не очутился на улице.

Оказывается, я – охотник. Оказывается, я могу быть одержим страстью к преследованию. Вот чего за собою не ведал, ассоциировал себя скорее с дичью, с мишенью. Удивительное чувство – идти по следу. Уже не важно зачем, с чего все началось. Это может стать суррогатом творчества. Враг пытается петлять, выискивает лазейки – тщетно. Ты его медленно, но верно настигаешь.

С таким чувством я шел назад к станции, сильный, уверенный в себе человек. Напрасно из-за поворота предостерегающе вылетел автомобиль: мол, помни – и, преследуя, будь начеку! Я проигнорировал. Не обратил внимания, что позднее тот же белый «ягуар» (их не Бог весть сколько в Бад-Шлюссельфельде) стоял припаркованный на привокзальной стоянке. Я читал газету, местный «Тагесблатт» – ту я позабыл на лавочке. Между тем кто-то уже за мной наблюдал. Я ведь был меченый, меня легко было опознать. До поезда оставалось больше часа.