Обменный ребенок

Поздно ночью (Билли и я были давно в постели, да и папа с мамой тоже) я услышал шаги в прихожей. Но света не включали. Я бы мог его увидеть: дверь в Биллиной комнате закрывается неплотно. Когда в прихожей горит лампа, внизу светится тонкая полосочка.

— Он шастает по прихожей,— прошептал я Билли. Но она уже спала. Я натянул одеяло на уши и подумал: вот что бывает, когда вешаешь себе на шею обменного ребенка! Посмотрим, что из этого выйдет.

Но даже эта мысль не доставила мне радости. От шагов в прихожей становилось грустно.

Вторник, 21 июля

Джаспер опять спал до обеда, потом выпил два литра молока и упрятался в своей комнате.

— Так больше не может продолжаться,— нервно сказала мама.

Вечером позвонили господин и госпожа Пикпир. Папы еще не было. А мама отправилась в молочный магазин.

Трубку взял я. Но понял только, что говорят Пикпиры из Лондона. Они хотят знать, как поживает их сын. Пришлось звать на помощь Билли. Билли взяла трубку и стала слушать. Потом, отведя трубку от уха, сказала: «Они опять приняли меня за маму!» (Это нравилось ей чрезвычайно.) Затем Билли пробормотала пару раз уже в трубку: «No, oh no!» («О нет, нет!»), «Really no!» («Действительно нет!» и «No, no, he is a nice fellow. I like him!» («Нет-нет, он славный парень. Он мне нравится»)— Еще послушала и позвала Джаспера: "Jasper, your parents!" («Джаспер, твои родители!»).

Джаспер вышел из комнаты в роскошных длинных трусах. Билли передала ему трубку. Джаспер послушал, потом, покачав головой, передал трубку Билли. Из трубки доносился шум и треск. Связь с Лондоном прервалась.

— Sorry (Извини),— сказала Билли. Джаспер кивнул и вернулся к себе в комнату.

Как только он скрылся за дверью, в квартиру, пыхтя, вошла мама с четырьмя молочными пакетами в руках. (Мы все пыхтим и отдуваемся, когда входим к себе. Наверное, из-за четырех пролетов винтовой лестницы. Винтовая лестница почему-то заставляет ускорять шаги.)

— Опять звонили Пикпиры,— сообщила Билли.

— Что говорили? — спросила мама, относя пакеты на кухню. Билли пошла за ней, я тоже. Билли закрыла за собой кухонную дверь.

— Чтоб он не услышал,— сказала она.— Думаю, он хорошо понимает по-немецки.— И рассказала, что усекла из разговора.

Пикпиры спросили, хорошо ли нам с Джаспером. Если нет, можно отослать его домой. Они знают сами: он — трудный ребенок. Тяжелый случай. Они никогда бы его не послали, если бы не несчастье с Томом. «А его психолог...» — сказала Билли, но мама ее тут же прервала: «Кто, кто?» У нее было испуганное лицо. Билли пожала плечами:

— Кажется, с ним занимается психолог. Вот он-то, как говорят Пикпиры, давно считает, что Джасперу нужно сменить обстановку. Это ему поможет.

— А почему с ним занимается психолог? — спросила мама, опускаясь на табуретку.

Билли ответила, что не знает. И вообще, может, это только ее предположения. Она же не переводчик. И не может поручиться за каждое слово. Но Пикпиры обещали позвонить завтра или послезавтра вечером. Тогда мама разузнает все в точности.

На ужин была говядина с соусом и картофельная запеканка. Джаспер, приглашенный Билли, подошел к столу. Мама обрадовалась. Папа тоже. Он улыбнулся маме: видишь, понемногу налаживается! Только не теряй терпения!

Джаспер уселся и грустно оглядел поднос с едой. Мама взяла тарелку Джаспера и положила ему изрядную порцию. Наблюдая за Джаспером, я заметил: грусть на его лице сменилась тоской. Как я его понимал! То, что мама распоряжалась моей тарелкой, как своей, мне тоже не нравилось. Я ведь не ребенок. Могу взять и сам чего хочется. Но мама была другого мнения. Она считает, что я могу взять еду не в том количестве. Например, много мяса и мало овощей или много соуса и мало картошки и так далее, и так далее. Мама оделяет едой даже папу, полагая, что лучше знает, чего ему хочется.

Джаспер молча взял тарелку с едой, поставил ее и, чуть приподнявшись, снял с полки бутылку с кетчупом. Кетчуп у нас едят только с жареным мясом. К говядине в соусе он явно не подходит. Но если это кому-то нравится...

Мамино: "No-no, Jasper!" («Нет-нет, Джаспер!») — было явно лишним.

Джаспер не шелохнулся. Он отвинтил крышку и вылил все содержимое бутылки на мясо, картошку, соус. На тарелке выросла большая красная гора. В ней-то и стал ковыряться Джаспер, пока не показалось мясо с картошкой. Тогда он отложил ложку в сторону, вылил остаток папиного пива себе в стакан, выпил, рыгнул и отправился в свою комнату.

У мамы на глазах заблестели слезы. Она их вытерла и, попытавшись улыбнуться, сказала:

— Это нервы! Дурацкие нервы!

Среда, 22 июля. Четверг, 23 июля. Пятница, 24 июля

Ничего не изменилось. Джаспер пил литрами молоко, а за обедом ел вновь купленный кетчуп.

Он все время торчал в своей комнате и только по ночам топал в темной прихожей. В ночь с четверга на пятницу я узнал, что он там делает. Заслышав его шаги, я прокрался к двери и приоткрыл ее. В прихожей было темно. Но дверь кладовки была открыта. Там горел свет.