Обнаженное прошлое. Только живи

У меня перехватило горло. Вроде ничего такого, обычные бытовые жалобы. Никто не умирал от изрисованного альбома и отсутствия интернета. Только вот Даша еще не знает, что сейчас все это покажется сущим пустяком.

Я села рядом. Дочь настороженно посмотрела на меня, и я буквально отразилась в ее огромных глазах. Будто у олененка, таких же грустных и бездонных.

– Мам? – тихо спросила дочь, мгновенно понимая, что сейчас будет что-то нехорошее.

– Дашенька… – только и смогла выдавить я.

Господи, ну за что мне это? Как я могу сказать о диагнозе собственной дочери? Это выше меня.

На глаза тут же навернулись слезы. Я слишком резко вдохнула воздух, так, что невольно вырвался звук, похожий на сдавленное рыдание.

– Мамочка! – Дашка испуганно кинулась ко мне, пытаясь обнять, насколько позволяло ее положение на кровати. – Ты чего? На работе что-то случилось?

Ангел мой… Даже сейчас она думала не о себе.

– Нет, там все нормально, – сказала я, взяв себя в руки и прижав дочь к груди. – Просто… – Я запнулась. – Просто нам надо поговорить, серьезно. Ты только не пугайся.

Дашка нахмурилась, а я кляла себя за дурость. Ну, кто начинает со слов «не пугайся»? Они ведь только делают хуже.

– Это из-за меня? – тихо спросила догадливая девочка.

И я кивнула.

– Ты заболела, милая. Я бы хотела тебе соврать, но не могу. Болезнь очень серьезная, но тебя обязательно вылечат. Только не пугайся.

Я опять повторила эту дурацкие слова.

– Мам, я что, умру? – Голос Даши прозвучал настороженно, а мне будто ножом в сердце ткнули и провернули там несколько раз.

Руки невольно затряслись, чтобы хоть как-то спрятать это волнение, я притянула дочь ближе, обняла что есть сил и зашептала ей на ухо:

– Нет, конечно. Никто не умрет, глупышка. Просто тебя будут лечить, давать очень сильные лекарства. Таблеточки разные, невкусные… а я переживаю, знаю, что ты их не любишь.

Я несла полную ахинею, немного покачиваясь при этом из стороны в сторону, словно баюкала свою десятилетнюю дочь, пока она сама резко от меня не отстранилась.

– Мам… – серьезно произнесла она. – Я ведь не дурочка, все вижу. Ты сама не своя, не нужно меня жалеть, расскажи как есть.

Слова ребенка – будто пощечины. Она действительно сейчас казалась взрослее меня, намного спокойнее. Возможно, потому, что не понимала до конца всю серьезность. Дети вообще очень долго не осознают понятие смерти и страха потери, и мне не хотелось ломать в своей дочери эту непосредственность. Казалось, расскажу правду – и моя Дашенька тут же повзрослеет, станет морально старше на много лет. Будто слова правды и страшный диагноз разрушат в ней детство.

Но и молчать я не имела права. Мне пришлось собраться и рассказать о курсе химиотерапии, о том, что Дашу переведут в стерильный бокс на время лечения, о том, что нужна операция – и сейчас все мои силы брошены на поиски донора.

Даша слушала внимательно, изредка закусывала губы, обдирая с них нежную кожицу. Несколько раз она сделала это слишком сильно, так что проступили капельки крови, а после задала вопрос, от которого внутри вновь все похолодело:

– Я видела несколько фильмов про это, там люди теряли волосы. Я тоже стану лысой?

В горле миллионный раз за день застрял ком. Я не могла ответить ни «да», ни «нет», просто смотрела на кудри дочери и не хотела думать, что вскоре с ними действительно придется распрощаться.

– Врач сказал, что иногда волосы удается сохранить, – наконец нашлась я. – Но даже если нет, ты не расстраивайся, новые все равно вырастут…

– В крайнем случае купим мне розовый парик, – пожав плечами, выдала дочь. Выдала почти беспечно или притворилась такой. – И зеленый, и фиолетовый. Буду менять из каждый день.

И все же ее пушистые ресницы предательски дрогнули, выдавая страх.

– Все будет хорошо, – еще раз обняла я дочь. – Обещаю. Я все сделаю, чтобы ты выздоровела. Так и знай, иначе и быть не может.

– Я знаю, мамочка. – Дочь провела рукой по моей спине. – Ты ведь у меня самая лучшая.

Это признание, будто священный огонь, коснулось моей души и зажгло в ней искру надежды. Даже крошечные крылья разверзлись за спиной. Вмиг я поверила, что все действительно будет хорошо и разрешится в скором времени. Для этого ведь не так много нужно – всего лишь чтобы Антон подошел как донор.

– Милая, – прошептала дочери на ухо. – Ты у меня очень сильная девочка, но сейчас мне нужно идти к твоему доктору.

– Хорошо, – кивнула она. – Ты ведь потом зайдешь.

Я выдавила улыбку.

– Обязательно, только перед этим раздобуду тебе альбом и краски. Чтобы ты не скучала.

Дашка тоже улыбнулась, ослепительно и беспечно, будто и не знала о том, что больна. А я вышла из ее палаты, мечтая о том, чтобы Игорь Сергеевич сообщил мне хорошие новости.

В конце концов, моя дочь заслужила шанс, так почему бы Богу его не послать.

Я верила в это так сильно, что даже сомневаться не могла, что в кабинете доктора меня может постигнуть убийственное разочарование.

Игорь Сергеевич, едва я вошла и села, сразу вручил мне стакан с водой и успокоительным.

Плохой знак.