На другой же день, по получении последней возможности отправить тело Даши, он впервые вышел очень рано из дома. Выхлопотав позволение вынуть гроб и перевезя его на железную дорогу, Долинский просидел сам целую ночь на пустом, отдаленном конце длинной платформы, где поставили черный сундук, зловещая фигура которого будила в проходивших тяжелое чувство смерти и заставляла их бежать от этого странного багажа.
Долинский не замечал ничего этого. Он сидел у сундука, облокотясь на него рукою, и, казалось, очень спокойно отдыхал от дневных хлопот и беготни по поводу перевозки. На дворе совсем меркло; мимо платформы торопливо проходили к домам разные рабочие люди; прошло несколько девушек, которые с ужасом и с любопытством взглядывали на мрачный сундук и на одинокую фигуру Долинского, и вдруг сначала шли удвоенным шагом, а потом бежали, кутая свои головы широкими коричневыми платками и путаясь в длинных юбках платьев. Еще позже забежало несколько резвившихся после ужина мальчиков, и эти глянули и, забыв свои крики, как бы по сигналу, молча ударились во всю мочь в сторону. Ночь спустилась; заря совсем погасла, и кругом все окутала темная мгла; на темно-синем небе не было ни звездочки, в тихом воздухе ни звука.
Откуда-то прошла большая лохматая собака с недоглоданною костью и, улегшись, взяла ее между передними лапами. Слышно было, как зубы стукнули о кость и как треснул оторванный лоскут мяса, но вдруг собака потянула чутьем, глянула на черный сундук, быстро вскочила, взвизгнула, зарычала тихонько и со всех ног бросилась в темное поле, оставив свою недоглоданную кость на платформе.
Когда рано утром тронулся поезд, взявший с собою тело Доры, Долинский спокойно поклонился ему вслед до самой до земли и еще спокойнее побрел домой.
Распорядясь таким образом, Долинский часу в одиннадцатом отправился к Онучиным. Неожиданное появление его всех очень удивило, Долинский также мог бы здесь кое-чему удивиться.
Кирилла Сергеевича он застал за газетами на террасе.
- Батюшки мои! Вы ли это, Нестор Игнатьич? - вскричал добродушный ботаник, подавая ему обе свои руки. - Вера!
- Ну,- послышалось лениво из залы.
- Нестор Игнатьич воскрес и является.
Из залы не было никакого ответа и никто не показывался.
- Я принес вам мой долг, Кирилл Сергеич. Сколько я вам должен? - начал Долинский.
- Позвольте, пожалуйста! Что это в самом деле такое? Год пропадает и чуть перенес ногу, сейчас уж о долге.
- Тороплюсь, Кирилл Сергеич.
- Куда это?
- Я сегодня еду.
- Как едете!
- То есть уезжаю. Совсем уезжаю, Кирилл Сергеич.
- Батюшки светы! Да надеюсь, хоть пообедаете же ведь вы с нами?
- Нет, не могу... у меня еще дела.
Ботаник посмотрел на него удивленными глазами, дескать: "а должно быть ты, брат, скверно кончишь", и вынул из кармана своего пиджака записную книжечку.
- За вами всего тысяча франков,- сказал он, перечеркивая карандашом страницу.
Долинский достал из бумажника вексель на банкирский дом и несколько наполеондоров и подал их Онучину.
- Большое спасибо вам,- сказал он, сжав при этом его руку.
- Постойте же; ведь все же, думаю, захотите, по крайней мере, проститься с сестрою и с матушкой?
- Да, как же, как же, непременно,- отвечал Долинский.
Онучин пошел с террасы в залу, Долинский за ним.
В зале, в которую они вошли, стоял у окна какой-то пожилой господин с волосами, крашенными в светло-русую краску, и немецким лицом, и с ним Вера Сергеевна. Пожилой господин сиял самою благоприятною улыбкою и, стоя перед m-lle Онучиной лицом к окну, рассказывал ей что-то такое, что, судя по утомленному лицу и рассеянному взгляду Веры Сергеевны, не только нимало ее не интересовало, но, напротив, нудило ее и раздражало. Она стояла прислонясь к косяку окна и, сложив руки на груди, безучастно смотрела по комнате. Под глазами Веры Сергеевны были два больших синеватых пятна, и ее живое, задорное личико несколько затуманилось и побледнело.
Она взглянула на Долинского весьма холодно и едва кивнула ему головою в ответ на его приветствие.
- Барон фон Якобовский и господин Долинский,- отрекомендовал Кирилл Сергеевич друг другу пожилого господина и Долинского.
Барон фон Якобовский раскланялся очень в меру и очень в меру улыбнулся.
- Член русского посольства в N.,- произнес вполголоса Онучин, проходя с Долинским через гостиную в кабинет матери.
Серафима Григорьевна сидела в большом мягком кресле, с лорнетом в руке, читала новый нумер парижского "L'Union Chretienne". {"Христианского союза" (франц.)}
- Ах, Нестор Игнатьич! - воскликнула она очень радушно.- Мы вас совсем было уж и из живых выключили. Садитесь поближе; ну что? Ну, как вы нынче в своем здоровье?
Долинский поблагодарил за внимание, присел около хозяйкиного кресла, и у них пошел обыкновенный полуформенный разговор.
- А у нас есть маленькая новость,- сказала, наконец, тихонько улыбаясь, Серафима Григорьевна.- С вами, как с нашим добрым другом, мы можем и поделиться, потому что вы уж верно порадуетесь с нами.