Обойденные

- Как вам не стыдно, Долинский! Пропадаете, бегаете от людей и спите в такое прекрасное утро.

- Ах, простите, Вера Сергеевна! - отвечал, скоро поднимаясь, Долинский.- Я знаю, что я невежа и много виноват перед вашим семейством и особенно перед вами за все...

- Да все хандрите?

- Да, все хандрю, Вера Сергеевна.

- Чего же вы прячетесь-то?

- Нет, я, кажется, не прячусь.

- Помилуйте! Посылала за вами и брата, и людей - как клад зачарованный не даетесь. Чего вы спите в такое время, в такое прелестное утро? Вы посмотрите, что за рай на дворе:

Я пришла сюда с приветом

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало

проговорила весело Вера Сергеевна.

- Да, очень хорошо,- отвечал Долинский, застенчиво улыбаясь.

- Но вы все-таки не подумайте, что я пришла к вам собственно с докладом о солнце! Я - эгоистка и пришла наложить на вас обязательство.

- Приказывайте, Вера Сергеевна.

- Вы непременно должны сейчас проводить меня. Мне хочется далеко пройтись берегом, а брата нет: он в Виши уехал.

- Вера Сергеевна! Я ведь никуда не хожу.

- Ну, так пойдемте.

- Право...

- Право, невежливо держать у окна даму и торговаться с нею. Vous comprenez, c'est impoli! Un homme comme il faut ne fait pas cela. {Вы понимаете, это невежливо! Порядочный человек так не поступает (франц.)}

- Да что же делать, если я не un homme comme il faut.

- Ну, однако, я буду ждать вас на бульваре,- сказала Вера Сергеевна и, поклонясь слегка Долинскому, отошла от его окна.

Нестор Игнатьевич освежил лицо, взял шляпу и вышел из дома в первый раз после похорон Даши. На бульваре он встретил m-lle Онучину, поклонился ей, подал руку, и они пошли за город. День был восхитительный. Горячее итальянское солнце золотыми лучами освещало землю, и на земле все казалось счастливым и прекрасным под этим солнцем.

- Поблагодарите меня, что я вас вывела на свет божий,- говорила Вера Сергеевна.

- Покорно вас благодарю,- улыбаясь, ответил Долинский.

- Скажите, пожалуйста, что это вы спите в эту пору?

- Я работал ночью и только утром вздремнул.

- А! Это другое дело. Выходит, я дурно сделала, что вас разбудила.

- Нет, я вам благодарен!

Долинский проходил с Верой Сергеевной часа три, очень устал и рассеялся. Он зашел к Онучиным обедать и ел с большим аппетитом.

- Вы простите меня, бога ради, Серафима Григорьевна,- начал он, подойдя после обеда к старухе Онучиной - Я вам так много обязан и до сих пор не собрался даже поблагодарить вас.

- Полноте-ка, Нестор Игнатьевич! Это все дети хлопотали, а я ровно ничего не делала,- отвечала старая аристократка.

Долинский хотел узнать, сколько он остался должным, но старуха уклонилась и от этого разговора.

- Кирилл,- говорила она,- приедет, тогда с ним поговорите, Нестор Игнатьевич,- я право, ничего не знаю.

Вера Сергеевна после обеда открыла рояль, сыграла несколько мест из "Нормы" и прекрасно спела: "Ты для меня душа и сила"

Долинскому припомнился канун св. Сусанны, когда он почти нес на своих руках ослабевшую, стройную Дору, и из этого самого дома слышались эти же самые звуки, далеко разносившиеся в тихом воздухе теплой ночи.

"Все живо, только ее нет",- подумал он.

Вера Сергеевна словно подслушала думы Долинского и с необыкновенным чувством и задушевностью запела:

Ах, покиньте меня,

Разлюбите меня,

Вы, надежды, мечты золотые!

Мне уж с вами не жить,

Мне вас не с кем делить,

Я один, а кругом все чужие.

Много мук вызнал я,

Был и друг у меня,

Но надолго нас с ним разлучили.

Там под черной сосной,

Над шумящей волной

Друга спать навсегда положили.

- Нравится это вам? - спросила, быстро повернувшись лицом к Долинскому, Вера Сергеевна.

- Вы очень хорошо поете.

- Да, говорят. Хотите еще что-нибудь в этом роде?

- Я рад вас слушать.

- Так в этом роде, или в другом?

- Что вы хотите, Вера Сергеевна. В этом, если вам угодно,- добавил он через секунду.

Вьется ласточка сизокрылая

Под моим окном одинешенька;

Под моим окном, под косящатым,

Есть у ласточки тепло гнездышко.

Вера Сергеевна остановилась и спросила:

- Нравится?

- Хорошо,- отвечал чуть слышно Долинский. Вера Сергеевна продолжала:

Слезы горькие утираючи,

Я гляжу ей вслед вспоминаючи...

У меня была тоже ласточка,

Сизокрылая душа-пташечка,

Да свила уж ей судьба гнездышко,

Во сырой земле вековечное.

- Вера! - крикнула из гостиной Серафима Григорьевна.

- Что прикажете, madam?

- Терпеть я не могу этих твоих панихид.

- Это я для m-r Долинского, maman, пела,- отвечала Вера Сергеевна, и искоса взглянула на своего вдруг омрачившегося гостя.

- Другого голоса недостает, я привыкла петь это дуэтом,- произнесла она, как бы ничего не замечая, взяла новый аккорд и запела: "По небу полуночи".

- Вторите мне, Долинский,- сказала Вера Сергеевна, окончив первые четыре строфы.

- Не умею, Вера Сергеевна

- Все равно, как-нибудь.

- Да я дурно пою.

- Ну, и пойте дурно.

Онучина взяла аккорд и остановилась.

- Тихонько будем петь,- сказала она, обратясь к Долинскому.- Я очень люблю это петь тихо, и это у меня очень хорошо идет с мужским голосом.

Вера Сергеевна опять взяла аккорд и снова запела; Долинский удачно вторил ей довольно приятным баритоном.