Оболочка разума

– Товарищи ветераны, фронтовики! – Густой и сочный голос с характерным прихрипом от многих сотен военных команд пронесся над орденами и медалями, над нежной майской зеленью, над мирными крышами, над затаившим дыхание городом. – Боевые друзья! Городской совет ветеранов от всей души рад приветствовать славных ветеранов в честь ваших славных подвигов, совершенных в честь…

Видит добрый майский бог, что председатель митинга немного запутался в славных ветеранах и славных подвигах и некоторое время потратил на то, чтобы с честью продвинуться дальше. Но ветеранам всегда больше нравилась задушевная речь, чем казенное чтение по бумажке, поэтому они одобрительно заурчали. Кроме, наверное, артиллериста.

– Опять небось про Кенигсберг ни слова! – ревниво опередил он ход событий, не в первый раз слушая это вступление. – Про Берлин и Прагу всегда скажет, а Кенигсберга как не было. Вот увидишь! Сам-то где кончил?

– Под Веной, – сказал доктор Рыжиков. – У нас и дивизия Венская. И корпус…

– Значит, не в Кенигсберге… – немного разочаровался в нем сосед, многих, наверное, меривший Кенигсбергом. – Но где-то я твоего усатого видел. Где-то видел… Это уж как заело, если вспомнить не могу… Кто же из них летчик-то будет? Может, хоть он под Кенигсбергом был? Ты как думаешь? Или опять спишь?

Теперь-то доктор Рыжиков точно не спал. Теперь он искал летчика среди почетных гостей на трибуне, но делал это так, чтобы самому не попасть на глаза.

Он искал летчика, но не мог найти, потому, что никогда его не видел. Тут многие бы удивились – разве можно чуть не год смотреть на человека и не видеть его… Но доктор Рыжиков был прав – он никогда не видел летчика в его окончательном виде. И кто из людей на трибуне, за спиной председателя, есть больной Туркутюков, решить пока не мог.

Строго говоря, все почетные гости там выглядели вполне здоровыми. Просто в привычке врачей даже давно здоровых спустя многие годы называть «больными». «Вчера видел больного Сидорова». Хотя Сидоров, здоровей всех здоровых, нес на спине бельевой шкаф. Или: «Завтра хоронят больного Васильева». Хотя какой же изверг решится хоронить больного…

– А сны тебе про войну снятся? – осведомился вдруг артиллерист.

– Сны? – Это был новый поворот. – Сны – нет… Один сон.

– Один?! – Артиллерист очень заинтересовался соседом. – Смотри ты, случай! И мне один. Сколько всего намолотило, а выходит – только один. И то…

По лицу пробежала кривая усмешка привычной застарелой боли, и он осекся. Доктор Рыжиков посмотрел повнимательней – как всегда, когда замечал признак боли.

– Что снится-то? спросил артиллерист как собрат у собрата. – Веселое или дурное? Может, тебе хоть повезло? А то у меня хорошо начинается, но конец в хвост вылазит. Никак в рамку не попадет… А у тебя как?

2

Как в дурном сне…

– Не приведи господи, если кто встретит… – прикрыла рот ладонью медсестра Сильва Сидоровна. – Весь город распугает!

Да, было дело. В палате летчика Туркутюкова – скомканные простыни, разбросанные туфли, забытый халат. Следы бегства или похищения. И – ни в уборной, ни в столовой, ни в закоулках коридора.

– А дежурная где? – заметил он еще одну пропажу. Уж дежурная должна знать как пить дать, что тут нужен глаз да глаз. Что больной боится то посторонних глаз, то своей закупоренной комнаты, где сначала сам требует герметично закрыть окна и двери.

– Может, совратила и оба убегли? – не скрывала своей застарелой приязни к дежурной врачихе праведная Сильва. Она и подняла доктора Рыжикова по тревоге, ворвавшись к нему в дом. И спасла бедой от беды.

Он только пропедалил через полгорода домой в приятных сыроватых весенних сумерках. И первым его встретил Рекс. Огромная овчарка темной масти, с могучими лапами, мощнейшей таранной грудью, рыцарской мордой и саблеподобными клыками. У Рекса было множество достоинств и только один-единственный изъян. Он был патологический трус, вызывавший у мальчишек всей улицы приступы издевательского смеха, когда при приближении соседского кота, поджав хвост, терся о рыжиковскую калитку. Любая такса наводила на него кошмар и ужас. Зная свой этот грех, Рекс давно не выходил на улицу. Он чувствовал всеобщее презрение. Единственным же, кто его жалел и понимал, был доктор Рыжиков. Поэтому Рекс встречал его всегда со слезами радости.

Втолкнув в сарай облизанный велосипед, доктор Рыжиков еще с веранды, снимая туфли и плащ, уклоняясь от мокрого и преданного носа, услышал из большой общей комнаты чужой назидательный голос:

– В наше время без телевизора жить просто несовременно. В конце концов, он способствует интеллектуальному развитию! Возьмите передачи «Час науки», «В мире животных»… А эстетическое воздействие! Фигурное катание – это такое наслаждение!