Джулианна резко захлопнула дверь. Нет, нельзя страдать из-за разбитого сердца! Это просто невозможно. Тосковать от любви следовало бы лишь в том случае, если бы Шарль действительно существовал.
Имя Шарля Мориса было вымышленным. На самом деле его звали Доминик Педжет.
Джулианна задрожала. Ну как, как она могла быть такой слепой? А вот Том мгновенно что-то заподозрил. Разве она сама не задавалась время от времени вопросами по поводу Шарля, его манеры говорить и держать себя, его красноречия, его образованности?
Но у него на все было объяснение, а она с жадностью впитывала каждое его слово.
Джулианна никак не могла унять охватившую ее дрожь. Ну сколько еще она будет вот так страдать? Помнится, Педжет сжимал ее в объятиях, глядя на нее с неистовым, пылким жаром, ведя ее к вершинам страсти. Он держал ее за руку, с нежностью улыбался ей, смотрел на нее с теплотой и любовью. И все это было ложью.
Возможно, Джулианна чувствовала бы себя лучше, если бы проклятый шпион-тори действительно полюбил ее вместо того, чтобы использовать в своих низких целях.
Неужели Педжет и в самом деле считает, что Джулианна забудет, кто он?
Она мрачно повернулась к лестнице, осознавая, что могла бы отомстить, если бы по-настоящему хотела этого. Доминик Педжет был шпионом. С каким удовольствием ее парижские друзья заполучили бы подобную информацию!
Из гостиной донеслись голоса Амелии и матери, и Джулианна направилась к лестнице, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. Она поведала Амелии голые факты по поводу личности Доминика Педжета, отчаянно стараясь при этом скрыть свои чувства от сестры. Джулианне хотелось рыдать ночами, засыпая в слезах, но ей приходилось сдерживаться. Она позволяла себе роскошь поплакать, лишь когда Амелия уходила, оставляя ее дома одну.
Джулианна была благодарна за то, что Лукас уехал, в противном случае брат наверняка заметил бы ее унылое настроение – и ее печаль. Не то чтобы, конечно, она теперь должна была подчиняться брату… Лукас мог устраивать ей допросы до бесконечности – она хранила бы гробовое молчание! Джулианна была в бешенстве, она злилась на Лукаса за то, что тот поначалу собирался утаить от нее правду о Педжете. Но, хотя Джулианна гневалась на брата, она еще и безмерно волновалась за него. Лукас, несомненно, оказался втянутым в войну, и ей это не нравилось. Семья не смогла бы выжить без его поддержки. Не говоря уже о том, что Джулианна любила брата, несмотря на его обман.
Она спустилась вниз. И впервые за прошедшие дни заметила, какой великолепный дождик моросит за окном. «Как прекрасно!» – подумала Джулианна, ведь день был таким же пасмурным и унылым, как ее настроение.
Интересно, он сейчас в Лондоне?…
Невольно вспомнив о Педжете вот так, Джулианна снова пришла в ярость – на сей раз из-за себя самой! Ну что, что с ней творилось? Ведь если он был сейчас в Лондоне, наверняка сидел в военном министерстве, делясь агентурными данными с министром!
Выйдя из гостиной, Амелия приложила палец к губам:
– Мама только что заснула.
Джулианна заставила себя улыбнуться.
– Прекрасный день для послеобеденного сна.
– Еще даже не полдень, Джулианна.
Она почувствовала, как улыбка сбежала с лица. Амелия взяла ее за руку.
– Помоги мне приготовить обед.
Джулианна позволила отвести себя на кухню, внезапно вспомнив, как носила Шарлю подносы с едой. Острая боль пронзила сердце, и она снова разозлилась на саму себя.
На кухне Амелия вручила ей миску стручковой фасоли, которую требовалось вымыть и вычистить. Джулианна подошла к раковине. Пока она наполняла миску водой, Амелия заметила:
– Сегодня ты выглядишь лучше, отдохнувшей.
Джулианна объяснила это себе тем, что сумела заснуть на несколько часов прошлой ночью.
– Да.
– Чем собираешься заняться днем?
– Почитаю, наверное.
– Почему ты не навещаешь Тома?
Джулианна слила воду из миски. Потом обернулась и взглянула на Амелию. Что ж, рано или поздно придется оказаться с Томом лицом к лицу. В некотором смысле ей не терпелось увидеться с ним и выложить все, что произошло. Как только Том услышал бы о Педжете, он пришел бы в неописуемую ярость. И тут же написал бы в Париж.
Но именно это заставляло ее колебаться. С другой стороны, такова была война.
Амелия тихо продолжила:
– Думаю, тебе пошло бы на пользу обсудить что-нибудь ваше, радикальное.
Джулианна множество раз обсуждала политические события с Педжетом. И теперь понимала, почему он так боялся толпы и обвинял якобинцев в подстрекательстве к насилию – почему он так жалел о казни короля, чистке в Национальном конвенте, – почему он, казалось, был огорчен наплывом эмигрантов в Великобританию. Он лишь притворялся, что поддерживает революцию. Он был роялистом.
– Джулианна, когда мы сможем поговорить о том, что случилось?
Амелия подошла к ней, взгляд старшей сестры был ласковым и добрым, но обеспокоенным.
– Здесь решительно не о чем говорить. Я считала его героем. Но Шарль Морис оказался вымышленным. – Голос Джулианны звучал так спокойно.
Амелия схватила ее за руки: