Обольсти меня на рассвете

Уин взяла в ладони его лицо, ощущая под пальцами жесткую щетину, и направила его губы к своим губам. Она опьянела от наслаждения. Она ничего не видела вокруг себя, в этот миг она жила лишь ощущениями.

– Кев, – прошептала она между поцелуями, – я люблю тебя так долго…

Он закрыл ей рот поцелуем, словно хотел заставить замолчать не только ее, но и само это чувство. Он пил сладость ее рта, он целовал ее так, словно хотел выпить до дна. Она прижималась к нему, напрасно пытаясь сдержать дрожь, сгорая в пламени желания. Он был всем, чего она когда-либо хотела от жизни, всем, в чем она нуждалась сейчас и будет нуждаться впредь.

Но она невольно вскрикнула, когда он оттолкнул ее, прервав столь желанный, столь необходимый ей телесный контакт.

Долгое время они оба не шевелились, оба пытались взять себя в руки. И когда огонь желания поутих, Уин услышала, как Меррипен хрипло сказал:

– Я не могу быть с тобой наедине. Этого больше не случится.

Со злостью Уин подумала о том, что ситуация стала тупиковой. Меррипен отказывался признать свое чувство к ней и не желал объяснить причины своего отказа. Неужели он не понимал, что она заслуживает хотя бы этой меры доверия?

– Хорошо, – сжав губы, процедила она.

Когда Меррипен поднялся и протянул ей руку, она нетерпеливо отшвырнула ее.

– Мне не нужна твоя помощь. – Она принялась отряхивать юбку. – Ты совершенно прав, Меррипен. Нам не следует бывать наедине, поскольку результат абсолютно предсказуем: ты даешь мне авансы, я откликаюсь, а потом ты меня отталкиваешь. Я не детская игрушка, чтобы меня таскали взад-вперед на веревочке, Кев.

Он поднял ее шляпку и протянул ей.

– Я знаю, что ты не…

– Ты говоришь, что я тебя не знаю! – в гневе произнесла она. – Очевидно, тебе не приходило в голову, что и ты меня не знаешь. Ты считаешь, что отлично знаешь, кто я такая, верно? Но за два последних года я изменилась. Ты бы по крайней мере мог предпринять попытку выяснить, какой женщиной я стала. – Она направилась к концу коридора, выглянула, чтобы убедиться, что все спокойно, и вышла в широкий проход.

Меррипен последовал за ней.

– Куда ты идешь?

Взглянув на него, Уин с удовлетворением отметила, что выглядит он таким же взъерошенным и несчастным, какой, должно быть, выглядела она.

– Я ухожу. Я слишком рассержена, чтобы наслаждаться осмотром экспонатов.

– Ты не туда пошла.

Уин молчала, пока Меррипен выводил ее из Хрустального дворца. Она никогда еще не чувствовала себя настолько не в своей тарелке. Ее родители всегда называли раздражительность продолжением хандры, но Уин недоставало опыта, чтобы понять, что ее раздражительность имеет иной источник. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что Меррипен тоже изрядно раздражен и взволнован.

Ее раздражало то, что он молчит. Ее также раздражало, что он без усилий идет с ней вровень, а ведь она почти бежала, и, когда дыхание ее сбилось, он продолжал дышать все так же размеренно и глубоко.

Только когда они подошли к «Ратледжу», Уин нарушила молчание. Ей было приятно то, что голос ее звучал так невозмутимо:

– Я пойду навстречу твоим желаниям, Кев. Отныне и впредь наши отношения будут исключительно платоническими и дружескими. И ничего больше. – Она задержалась на первой ступени и посмотрела на него с печальной серьезностью. – Мне выпала редкая возможность… еще один шанс в жизни. И я не намерена упускать свой шанс. Я не собираюсь растрачивать свою любовь на человека, который ее не хочет и не нуждается в ней. Я больше не буду тебя беспокоить.

* * *

Когда Кэм вошел в спальню их с Амелией апартаментов, он застал жену склонившейся над громадной кипой свертков и коробок, полных всяких дамских штучек, украшенных шелками и лентами. Она обернулась к нему с виноватой улыбкой. Сердце ее, как всегда, затрепетало при виде мужа. На нем была рубашка без воротника, распахнутая у ворота. Тело его было исполнено какой-то кошачьей гибкой грации, а лицо – чувственной мужественной красоты. Не так давно она и представить не могла, что будет чьей-то женой, не говоря уже о том, чтобы быть женой такого потрясающего мужчины.

Он скользнул по ней взглядом, по розовому бархатному халату, который сейчас был распахнут, открывая взгляду тонкую рубашку и обнаженные бедра.

– Я вижу, что поход по магазинам увенчался успехом.

– Не знаю, что на меня нашло, – немного виновато сказала Амелия. – Ты знаешь, что я никогда не была транжирой. Я хотела купить всего лишь несколько носовых платков и пару чулок. Но… – Она виновато пожала плечами, кивнув на гору покупок. – Похоже, сегодня мной овладела страсть к приобретательству.

На смуглом лице его блеснула белозубая улыбка.

– Я уже говорил тебе, любовь моя, чтобы ты тратила столько, сколько твоей душе угодно. Ты не можешь сделать меня нищим, даже если очень постараешься.

– Я и для тебя купила несколько вещей, – объявила она, порывшись в кипе. – Пару шейных платков, книги, французское мыло для бритья… хотя я собиралась посоветоваться с тобой.

– О чем посоветоваться? – Кэм подошел к ней со спины и поцеловал в шею.