Значит, шанс у меня только один — пройти поворот, почти не притормаживая, и обогнать двенадцатого на выходе.
— Пошла жара, — предупредил я Фиону. — Достань-ка веер.
— Чего? — офигела она.
На то я и рассчитывал. Пусть думает. Уйдёт в процесс — орать будет некогда. Ну, я надеюсь.
Так, поворот!
Нога снова попыталась затормозить. Я снова сквозь зубы её послал. Нога не сдавалась и почти ухитрилась коснуться тормоза.
И руки вдруг тоже засбоили — начали выкручивать руль так, словно я действительно собирался затормозить.
— Сговорились, сволочи?! — бешено заорал я. — А вот хрен вам!
И поворот прошёл, как хотел — на грани фола, в миллиметре от вылета.
Нагнал двенадцатого. Тот заметался по трассе из стороны в сторону, явно пытаясь перекрыть мне дорогу.
Пф, наивный! Посмотри на свою жестянку — и посмотри на мой танк. Как сказали бы в мире свежего воздуха и вкусного пива: нас двое в машине, а ночь всё горячей!
— Дорогу победителю! — гаркнул я. — Слабоумие и отвага! — и попёр прямо — так, будто никакого двенадцатого на трассе вообще нет.
Наподдал ему в крыло, заставив отпрыгнуть, и уверенно покатился дальше.
В крайнем повороте с ногами и руками уже не боролся, теперь уж мне точно некуда было спешить. Ноги и руки всё сделали за меня, я завороженно наблюдал.
Получилось у них, в целом, неплохо, но как-то уныло, без огонька. Так с неинтересной девушкой танцуешь — в ожидании, пока на тебя обратит внимание интересная.
Вдали уже была видна финишная рамка.
— Надо бы разобраться, что за фигня, — сказал я Фионе.
— Ага, — поддакнула она. Помолчала. — А с чем разобраться?
— С устройством моего организма.
— Господи, Костя! — Фиона всплеснула руками. — Ты можешь хотя бы сейчас не думать о сексе?
Глава 26
Когда я открыл дверь машины, был готов, в общем-то, к чему угодно. Начиная с того, что товарищ инструктор огреет меня тростью, заканчивая тем, что будет торжественно поливать шампанским.
Но ни того, ни другого не случилось. Товарищ инструктор буднично приказал:
— Вылезай.
Я вылез, в машину сел служащий в жёлтом комбезе и повёз машину в бокс.
Скоро у финишной рамки появился двенадцатый номер. За ним — одиннадцатый. Машины, как ни странно, выглядели, как новенькие, даже помятостей не было видно. В отличие от вышедших из них парней. На меня они оба подчёркнуто не смотрели.
— Снять шлемы, — приказал товарищ инструктор.
По очереди подошёл к каждому из нас и осмотрел пломбы. Возле меня задержался дольше всех.
— Мы ничего не трогали, товарищ инструктор! — поспешно доложила Фиона.
— Вижу. — Товарищ инструктор обошёл меня спереди.
Пристально посмотрел в глаза. Положил ладонь на лоб.
По толпе гонщиков пробежал тихий понимающий шелест. Им-то хорошо, блин! Они-то явно знают, что происходит.
Когда товарищ инструктор заставил меня открыть рот и высунуть язык, я терпел. Но когда оттопырил ухо и попытался заглянуть в него, не выдержал — треснул по руке:
— Ещё в задницу загляни! Скажи хоть, что ищешь — я, может, сам покажу?
В этот раз мне прилетело тростью по рёбрам.
— На освидетельствование, — приказал товарищ инструктор выступившему из толпы охраннику. — Чтоб на молекулы разобрали и опись составили!
— Слушаюсь, товарищ инструктор. — Охранник взял меня за плечо. — Шагай.
— Дубль-старт, товарищ инструктор? — оживился номер одиннадцатый.
Двенадцатый тоже с надеждой поднял голову.
— Да.
— Спасибо, товарищ инструктор! — Одиннадцатый этой мразоте, кажется, готов был пятки лизать.
Хорошо, что охранник дёрнул меня за плечо, уводя. А то бы я точно от комментария не удержался и ещё раз тростью огрёб.
— Двенадцатому — приготовиться к заезду, — тем же скучным тоном продолжил командовать за моей спиной товарищ инструктор. — Одиннадцатый — спасибо за участие, если возникнет необходимость, мы с тобой свяжемся.
— Но как же так, товарищ инструктор?! — взвыл одиннадцатый. — А тринадцатый?! Он же допингом обкидался, сразу ж видно?
— Хочешь сказать, что если ты обкидаешься, проедешь лучше него? — с нескрываемым ехидством уточнил товарищ инструктор. — Или лучше двенадцатого?
На это у одиннадцатого не нашлось, что ответить. А мне, по крайней мере, стало понятно, что происходит.
Заподозрили в противоправном деянии. Это меня-то, самого законопослушного человека во всей Сансаре! Кто бы мог подумать.
— Ну, веди-веди, — изобразив лицом оскорблённую невинность, сказал я охраннику. — Где у вас тут подают жалобы на распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство?
— Шагай, — награждая меня ободряющим тычком, проворчал охранник. — Там с твоим достоинством быстро разберутся. Оторвут к хренам, будешь знать.
— Ничего не понимаю.
Мадам Родригес смотрела в монитор. Уже и очки надевала-снимала, и товарищ инструктор прибежал — ничего не помогало. Монитор, судя по доносящимся до меня репликам, настойчиво показывал одно и то же: организм Кости Семёнова чист, аки слеза младенца.
Повторять: «А я что говорил?» я устал ещё час назад и заткнулся. Мадам Родригес меня всё равно не слушала. А для того, чтобы общаться с товарищем инструктором, который приволокся в медкабинет недавно, я решил, что слишком горд.