Оборотень

— Мне жаль тебя, Мулла. В общем-то ты неплохой парень, но сейчас должен умереть. Молись своему мудьманскому богу!

Мулла заметил, как в руках Хрыча сверкнул нож. Он знал, что свой авторитет Хрыч завоевал не карманными кражами, а в лагерных драках и что владел пером он так же искусно, как фехтовальщик рапирой. Зайдулле потребовалось лишь мгновение, чтобы извлечь из рукава острый обломок бритвы и швырнуть его в шею Хрычу.

— Господи… — захрипел Хрыч. Кровавая пена запузырилась у него на губах.

— Режь их! — крикнул Мулла.

В следующее мгновение он подскочил к Хрычу, крутанул кусок стали, словно отвертку, и, услышав, как затрещали хрящи, выдернул его из шеи врага.

— Режь сук! — раздался вопль у самого уха Муллы. Это орал жиган по кличке Бидон. — Коли блядей!

Воры, словно дружинники на поле брани, сошлись грудь с грудью.

Матерясь, они пыряли друг друга заточками, нанося смертельные раны. За дружбу с Хрычом приходилось платить кровью, и уже через полчаса рукопашной схватки на полу барака валялось девять трупов.

Наконец, устав от бойни, дерущиеся разошлись.

Мулла получил глубокое ранение в плечо, и боль давала о себе знать при каждом резком движении. Четверо из его кодлы были убиты, еще троим вспороли животы, и они, сидя у стены барака, истекали кровью.

— Охрана! — Мулла застучал здоровой рукой в дверь. — Открывай! Здесь у нас раненые есть.

— Не велено!

— Помрут ведь!

— Сказано тебе, не велено! Подыхайте, если жить по-человечески не можете!

— Хоть трупы разрешите убрать!

— А нам что с ними делать? Ха-ха-ха! Это ваше дело, вам и решать, впредь умнее будете.

Мулла отошел от двери. Такие проказы были в духе Тимохи Беспалого: тот любил повеселиться. К тому же Тимоха всегда был максималистом и если дрался, то непременно добивал упавшего противника ногами. Он вообще ничего не делал вполсилы и ненавидел, как и любил, всей душой.

— Жрать дадите?! — выкрикнул кто-то из зеков.

— А зачем вам жрать, когда вы столько мяса для себя нарубили?

Грянул оглушительный хохот — караул веселился. Мулла готов был поклясться, что солдаты наблюдали за побоищем в щели и делали на дерущихся ставки, хотя и не деньгами, а спиртом.

— В общем так, бродяги, если нас не прирежут шестерки Хрыча, то мы здесь подохнем от инфекции или от голода. Я своего приятеля Беспалого хорошо знаю, ничего другого от него ждать не стоит.

— Ну и дружок у тебя, Мулла! Видно, он нам при жизни ад решил устроить, — отозвался из темного угла молодой вор по кличке Власик. В драке ему распороли правую щеку, и сейчас из раны на воротник его затертой телогрейки капала кровь. — Суки, что сделали! С такой порезанной рожей в приличную малину не заявишься, все бабы будут нос воротить!

— Много ты понимаешь! — возразил Мулла. — Бабы по своей сущности самки, чем больше у мужиков шрамов, тем он для них привлекательнее. Так что, как вернешься, бабы на тебе гроздьями висеть будут.

— Твои бы слова да Богу в уши. — Власик осторожно вытер кровь с подбородка. — Но боюсь, что до воли я не доживу.

Глава 19

Кодла убиенного Хрыча затаилась в противоположном конце барака. На освободившееся место пахана взошел Грек — молодой вор с красивым породистым лицом. Поговаривали, что с Хрычом у него были не только дружеские, но и весьма интимные отношения, и нынешнее его положение можно было расценить как вдовье.

Об этом знали многие, но вряд ли нашелся бы храбрец, чтобы вслух произнести нелицеприятную правду, — такой смельчак наверняка не дожил бы до следующего утра. При общении с Хрычом Грек всегда был ласков, как кошка, и готов был задрать хвост от одного хозяйского прикосновения. В разговорах с корешами он чаще всего держался высокомерно, а если общался с «мужиками», то спесь лезла из него, как тесто. Такое поведение могло прощаться при сильном покровителе, но не сейчас, когда Грек осиротел. Однако в бараке, где кодла была сцементирована пролитой кровью и потерей лидера, позиции Грека оставались сильными. Мулла был уверен, что наутро Грек поведет остатки своего воинства в решительную контратаку.

— Бродяги, мы должны сегодня же порешить Грека. Если мы не сделаем этого сегодня, та завтра они перережут всех нас.

— Они, паскуды, способны на это. Не хотелось сдохнуть раньше времени. Мы не должны проиграть! — отрезал Власик.

Мулла одобрительно посмотрел на Власика — со временем из него должен был вырасти сильный вор. А как уверенно он вел себя в драке!

— Неудачников не любят. Если нас не добьют сегодня «свои», то завтра заколют суки. А я не хочу так рано помирать, поэтому мы должны ударить первыми — Хорошо Мулла. — поддержали Заки воры. — Когда?

— Через час. — глухо отозвался Мулла. — А пока мне нужно помолиться.

Грядущее сражение Мулла расценивал как борьбу за свою веру, как свой маленький джихад. Он достал из кармана обломок бритвы, потрогал лезвие пальцем и убедился, что оно почти не затупилось. После этого он стиснул зубы и провел заточенным железом по виску.

Мулла брился всухую. Получалось отвратительно. Череп не желал оголяться, но Заки, скрипя зубами, настойчиво водил лезвием по израненной коже.