Оборотень

Натанелю показалось, что вожак радуется возможности как можно скорее покончить с этим делом, прежде чем будут заданы новые вопросы, которые заставят ее открыться в невыгодном свете.

Когда Хаген упрямо промолчал, она кивнула.

— Значит, ты принимаешь приговор. Мы приведем его в исполнение — здесь и сейчас.

Выжидая, Пирошка смотрела на Хагена, и тень уже плясала под ее светлой кожей. Она готова была ударить в любой момент.

Внезапно тишину прорезал крик:

— Подожди! Ты же не можешь просто взять и убить Хагена, прежде чем он признал свою вину.

Голос Конвиниуса дрожал от отчаяния, когда он вышел из толпы. Было похоже, что он хочет подойти к своему другу, может быть, даже встать рядом с ним. Но он только остановился, совершенно огорошенный происшедшим, не будучи в состоянии осознать все это.

— Хаген никогда бы не сделал этого! Может быть, ты ошиблась.

Пирошке не понадобилось много времени, чтобы найти ответ:

— Нет.

И она вызвала своего волка. Тень завибрировала в сумеречном свете и приблизилась к Хагену, который стоял на коленях с покорно опущенной головой, словно жаждал смерти. Однако прежде чем волк Пирошки успел вонзить клыки в шею Хагена, на него самого напали и швырнули на пол.

Натанель стоял словно завороженный, не в состоянии осознать, что только что сделал Конвиниус: он послал своего волка, чтобы тот остановил Пирошку. Однако этого не может быть! У кого, интересно, мальчик научился этому? В то время как все его внимание было направлено на дрожащего от напряжения Конвиниуса, у ног которого сражающиеся волки сплелись в клубок, Хаген подскочил к Пирошке. Удивленной женщине не удалось даже поднять руки, чтобы защититься. Она растянулась во весь рост, и тут же Хаген схватил ее за голову и с нечеловеческой силой ударил об асфальт. До Натанеля донеслось два глухих удара, третий сопровождался хрустом ломающихся костей черепа. И в это мгновение стаю пронзила уверенность в том, что их вожак мертв. Хаос, воцарившийся в тот же миг, Натанель воспринимал словно в тумане. Он успел заметить, как его пальцы вцепились в футболку Хагена, и он попытался приподнять молодого человека, чтобы нанести ему удар в лицо. А потом все смешалось — эффект пустоты, в которую готов был рухнуть демон, оставшийся без вожака. Последний жалобный вой волка Пирошки, когда тот прощался со своей хранительницей, едва не разорвал ему сердце.

Когда он снова пришел в себя, то увидел на полу корчащегося от последствий вынужденно проведенного ритуала Хагена. Рядом с ним стоял на страже Конвиниус. Никто из членов стаи не осмелился бросить Конвиниусу вызов. Уважение к нему было чересчур велико.

— Мы никогда не будем говорить о случившемся, — хриплым голосом произнес Хаген, и почти вся стая согласно кивнула. — Пирошка мертва, а значит, больше трупов на нашей территории не будет. Мы останемся здесь, в тени.

Натанель хотел заговорить, но его захватило единение стаи, принявшей нового вожака. Как мог одиночка что-то возразить? Он бросил последний взгляд на труп Пирошки, под головой которой все шире и шире растекалась темная лужа. Натанель опустился на колени, чтобы закрыть ей глаза, и в нем поднялась уверенность, что ими руководит сильнейший. Завоевал ли он это место хитростью — таким вопросом он не задавался.

И только один из них не забыл задать этот вопрос Хагену — Конвиниус. Когда стая, утомленная ужасами последних нескольких часов, разбрелась, он подошел к своему необычайно спокойному другу. От Натанеля, наблюдавшего за этой сценой с некоторого расстояния, не укрылось хмурое лицо Конвиниуса. Этот мальчик полагал, что поступил правильно, придя на помощь невиновному другу, и теперь хотел это услышать.

— Пирошка ошибалась, ведь так?

Хаген не колеблясь ответил на его взгляд.

— Если хочешь встать во главе стаи, надо быть сильнее других. Нужно усилить своего волка, предложить ему что-то, — спокойно ответил он, пытаясь в доказательство дружбы положить Конвиниусу руку на плечо, но тот отпрянул.

— Это не ответ на мой вопрос, — продолжал настаивать он.

Конвиниус заставил себя ответить на взгляд Хагена, однако по дрожанию его губ было ясно, что он очень хорошо понял ответ.

— Конвиниус… — начал Хаген, но друг уже отвернулся от него.

Он уходил, и Натанель каждой жилкой чувствовал, как Хаген зовет его — отчаянно и зло. Ответа он не получил.

Воспоминания медленно сливались в серое покрывало, пока оно не разорвалось перед внутренним взором Давида. Он снова очутился на чердаке, лицом к лицу с Натанелем. Веки пожилого мужчины были закрыты, словно он спал, однако Давид чувствовал, что тот просто дает ему время переварить увиденное. Давид чувствовал себя так, словно кто-то его разобрал, а потом неправильно собрал снова. Чувство времени тоже не хотело настраиваться. Он не мог сказать, сколько длилась эта экскурсия в прошлое. Он даже не знал, сколько времени просидел на корточках перед Натанелем, глядя в его лицо.