Оборотень (СИ)

— Сейчас солнышко, — шепчу и на полусогнутых ногах подхожу. — Мама рядом, — дрожащими руками беру девочку и пытаюсь прижать к себе. — Тише, тише, — стараюсь укачать, но она начинает кричать. Что я за мама такая, что не могу успокоить свое дитя?! — Пожалуйста, — слёзы хлынули от безысходности. Тихо всхлипываю и прижимаю дочку крепче. — Всё будет хорошо, — начинаю быстро вытирать слезы и глажу девочку по лицу. — Мама теперь с вами! — но она только хуже начинает истерить. Боль, злость, обида давят. Детский плач хуже выводит.

— Эмили, — Алекса откуда-то материализовалась и причем не с двери. Скорее всего здесь была, вот только почему сразу не показалась? — Тебе её успокоить, — подходит и забирает малышку у меня.

— Почему она так плачет? — с трудом глотаю слезы и хватаю ртом воздух недостающий в данный момент.

— С прикосновением она почувствовала твое состояние и начала переживать, — качает на руках и маленькая перестает кричать. — Тебе трудно понять ту чувствительность, который обладаем мы…

— А мне казалось, что настроение передается только через материнское молоко, — смотрю на малышку, которая начала засыпать и успокаиваюсь.

— У волков немного сложнее и теснее связь в этом плане. Если они не чувствую в тебе силу и защиту, то начинают сопереживать и бояться, — с такой заботой и нежностью поцеловала девочку и положила обратно в колыбель.

— Она заплакала из-за меня, — тихо шепнула, чтоб снова не разбудить. Как же больно ощущать то, что я ей сейчас сделала больно.

— Она почувствовала твой страх и поэтому начала истерить, ощущая идентичное состояние твоему. Вот только взрослый человек понимает, что к чему. А малышка встревожилась новому ощущению. Негатив. Такое у нее впервые! — Алекс укрыла девочек, как заботливая мама. А вот я стою в стороне и теперь боюсь прикоснуться лишний раз, чтоб снова не испортить их настроение. — Волки очень хорошо умеют контролировать свои эмоции с детьми. Дарят им спокойствие и безопасность.

— Мда… И дети у них особенные… — слеза тихо скатилась по щеке. Кто знает, может, мне нужно было позволить Роберто обратить сейчас в волка. Страшно. Ноги пошатнулись от представленного. Как теперь дальше жить и растить девочек? Сейчас понимаю неприятные слова Джексона, который только что говорил, что я буду наблюдать за ними со стороны. Но это же несправедливо! Хочу кричать от невыносимого состояния. Дети теперь рядом, а я не могу прикоснуться к ним. Не могу прижать и утешиться в их обществе. Как же эгоистично это звучит! Что же я за мать такая, которая думает только о себе?! — Я же в роддоме кормила и обнимала их…

— Эмили, — устало вздохнула Алекса. — Тебе нужно успокоиться. А до этого старайся не навредить малышкам, — медленно зашагала к выходу. Такое сложилось впечатление, что моя хандра передается и ей. Ей будто противно находится рядом со мной. Она бежит от моего присутствия, когда мне так боязно оставаться одной.

— Алекс, — тихо всхлипнула вслед. — Не уходи! — мы раньше никогда не дружили, так иногда обменивались любезностями, но сейчас я так хочу чтобы она осталась со мной. — Я не знаю, что мне делать?

— Никогда больше не встревай меж братьями, даже если они бьются на смерть, — тихо сказала и дёрнула ручку двери.

— Я же… я испугалась… я думала, что Джексон убьет…

— Брат брата не убьет! Не в этой семье… — остановилась у двери и замерла. — Покарауль малышек, а я сейчас вернусь. Тебе лучше не спускаться вниз, хотя бы до рассвета, — вышла и так же тихо закрыла дверь.

Я медленно и тихо села на пол у одной из кроваток. Прижалась к коленям и старалась больше не плакать, но слёзы даже не интересовались: текли и текли. Настолько тошно на душе, что словами будет трудно передать. Я хотела к малышкам и я здесь. Я хотела окончательное решение от Джексона и его я получила. Тогда почему мне так плохо? Почему я так недовольна собой? Недовольна таким исходом? Да может многое не так как хотелось бы, но все же я не брошена и малышек не лишена. И все равно поганость души ощущается отчетливо. Не только я такая несчастная здесь. С моим приходом в эту семью то никто счастливее не стал, а только наоборот. И больше всего убивают слова Алекс, не нужно встревать меж братьями. Я ведь только хотела как лучше. Это не специально. Это интуитивная реакция человека. Это страх, это неуверенность в себе и в них обоих. Как я могу начать доверять кому-то, когда сама себе не могу. Алекс права — я слабая! А значит не достойная этих волчат, которые так сладко сопят в кроватках.

Неуверенно тяну руку к девочке. Хочу почувствовать её тепло, нежность её кожи. Но застываю у самой цели — не решаюсь прикоснуться. Как я могу снова тебя расстроить, нарушить твой сладкий сон. Почему так получилось, что мы все разные? И я такая трусиха, что не могу позволить им оборотить себя? Что в этом такого? Подумаешь, укусит волк! И что? Это же не смертельно? Или… Мне прыгать в отчаянье со скалы было не так страшно, как представить укус оборотня.