Оборванные нити. Том 2

Он старался говорить негромко и не напористо, как привык, потому что отчаянно сочувствовал этой женщине. Ничего она не пропустила, не было у Миши Демина никаких патологий или грубых аномалий, которые она могла и должна была бы увидеть. Он это отчетливо понимал, но понимала ли она? Или ей казалось, что вот сейчас случится самое страшное, эксперт произнесет свой вердикт, и ее жизнь окажется сломанной раз и навсегда.

Педиатр облизнула пересохшие губы и начала говорить неуверенным, слегка надтреснутым голосом:

— Ребенок родился недоношенным, 37 недель, с массой тела 2050 г. В трехлетнем возрасте перенес ветряную оспу, при профилактическом осмотре у невропатолога в шестилетнем возрасте ему был выставлен диагноз «вегетососудистая дистония по гипотоническому типу». И при этом мама жаловалась на нарушение осанки, сидит ссутулившись, портфель носит тяжелый, от ранца отказывается.

Она говорила, не глядя в карту, которую держала в руках, и Сергей понял, что весь вчерашний день эта бедолага просидела над записями в карте, пытаясь найти хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь зацепку: либо собственную ошибку, либо недосмотр, либо спасительное оправдание, и все, что написано в амбулаторной карте, уже выучила наизусть. И по-прежнему продолжает считать вегетососудистую дистонию болезнью, хотя давно уже принято определять ее как синдромокомплекс.

— А эхокардиографию ему когда-нибудь делали? — спросил он. — Не выявлялись пороки развития сердца, аорты, другие нарушения?

— Я на этом участке недавно, раньше Мишу вел другой педиатр, она отметила у мальчика шумы в сердце и направила к кардиологу. Шумы подтвердились.

— Сколько ребенку было лет? — быстро спросил Сергей.

— Пять. Провели плановое обследование, и «эхо» делали, и ЭКГ — никаких отклонений не выявили. Ни поражений клапанов, ни аномалий развития сердца. Вот в итоге и выставили «вегетососудистую дистонию».

Голос ее при этих словах зазвучал отчего-то смущенно, и Сергей вдруг понял, что она знает насчет синдромокомплекса, но не может и не хочет критиковать свою предшественницу. Нарушение этики, будь она неладна.

— Ну что ж, — вздохнул Сергей, — следствие мы с вами видели своими глазами, а причина пока не ясна. Будем искать.

Врач-реаниматолог с печальными глазами что-то быстро записывал в блокноте. Сергей краем глаза видел, что тот открыл свой блокнот в самом начале вскрытия и постоянно делал записи. «Вот специалист — так специалист, — одобрительно подумал Саблин, — не зря он мне нравится. Не просто смотрит, как идет вскрытие, а делает пометки, чтобы потом обдумать, проанализировать. Уважаю».

Реаниматолог оторвался от записей и проговорил, не то спрашивая, не то уточняя:

— Значит, мы бы все равно мальчика не спасли? Разрыв аорты, профузное внутреннее кровотечение… Сколько бы мы в него ни вливали, кровопотерю не восполнить.

— Мы свои реанимационные мероприятия провели в полном объеме, — нервно вмешался заведующий подстанцией «Скорой помощи». — Сделали всё, как положено по протоколам лечения. Или вы будете утверждать, что мальчика можно было спасти?

И с вызовом уставился на Сергея. Тот пожал плечами и ответил, глядя при этом только на доктора Ню: он всегда предпочитал иметь дело с человеком, любящим свое дело и болеющим за него, нежели с тем, кто любит только свое кресло и болеет исключительно геморроем.

— Нарастающий объем кровоизлияния сдавливал легкие и сердце, препятствовал легким дышать, а сердцу сокращаться. Обсуждать здесь больше нечего, непосредственная причина смерти — обильное внутреннее кровотечение, в этом у меня нет никаких сомнений, а вот что именно привело к разрыву стенки аорты — пока не ясно. Но совершенно точно, что это не результат травмы: я не обнаружил никаких признаков внешнего воздействия. Значит, речь может идти только о заболевании, а вот о каком именно — может быть, будет видно из результатов гистологического исследования.

— Стало быть, случай можно признать инкурабельным, — в голосе завподстанцией «Скорой помощи» зазвучало нескрываемое облегчение. — К реаниматологам претензий быть не может, что бы они ни делали — это не привело бы к положительному результату.

Это понимали все.

Действительно, пока не установлена причина разрыва стенки аорты, рассуждать можно о чем угодно, включая сглаз и порчу.

* * *

Выписывая медицинское свидетельство о смерти Миши Демина, Саблин в качестве основного заболевания поставил и закодировал «Расслоение и разрыв грудной части аорты», а непосредственной причиной смерти — геморрагический шок, обусловленный профузным кровоизлиянием в грудную полость. Поколебавшись, в пункте «II» он указал сопутствующим состоянием «Неуточненную диспластическую болезнь соединительной ткани», хотя не был в этом уверен.

Ольга ждала его дома, хотя, насколько Сергей помнил, должна была идти в фитнес-клуб, где она занималась дважды в неделю.

— Расскажешь? — спросила она коротко, вешая его куртку на крючок в прихожей.