Оборванные струны

Вот оно что! Получается, его не только оглушили, но еще и чем-то траванули. Для верности, чтобы подольше пробыл в отключке. Скорее всего, брызнули из баллончика, когда он потерял сознание после удара. Отсюда и странные видения, и обмороки, похожие на сны.

— Рассказывай! — приказала Настя. — И не смей больше врать! Про жену и про шпану сочинять не надо.

Пришлось рассказать все как было. Ну, или почти все, упуская лишь самые незначительные детали: Балаклава и фильм, пуская Настю по ложному следу деталями значительными: пропажа флешки и отключенный телефон. Ему казалось, что на этот раз он был более чем убедительным и если не успокоил ее, то хотя бы избавил себя от дальнейших мучительных расспросов. Но провести Настю оказалось не так-то просто. Она слушала его молча, не перебивая, но, когда он закончил, вдруг порывисто обняла его и огорошила вопросом:

— Ведь это не он, правда?

— Кто — не он? — как можно беззаботнее спросил Андрей. — Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Прекрасно понимаешь! — рассердилась Настя. — И мучаешься, потому что, если это он, это ведь действительно ужасно! Но он не мог… Это не он! Да и этот эфир, или чем там тебя усыпили… Не могу представить, чтобы у Вень… у него был какой-то эфир. И вообще… По-моему, ты мне не все рассказал. Он пропал неделю назад и тут вдруг тихонько прокрался в свою собственную квартиру, ударил тебя, брызнул в лицо какой-то гадостью, грохнул файл опять же из своего собственного компьютера, спер у тебя флешку. Полная ерунда! Зачем ему все это было нужно? Или ты действительно что-то скрываешь, или я не знаю…

— Ладно, Насть, пойдем спать, — взмолился Андрей, — жутко болит голова. Завтра поговорим.

— Да, да, конечно! — засуетилась, захлопотала она, дала таблетку обезболивающего (вообще-то он намеревался заглушить боль рюмочкой коньяка), повела чуть не под руку, как тяжелораненого, в спальню, уложила в постель, выключила свет.

Наконец-то наступила блаженная темнота. Боль в голове, усиленная движениями, постепенно стихала. Ему стало хорошо. Засыпая, он слышал, как Настя осторожно, почти бесшумно ходит в соседней комнате, готовясь тоже улечься, и от этого было еще спокойней и как-то надежно уютно.

Вот только непонятно, зачем она включила радио. Голос, механический, печально монотонный, бубнил неразборчиво, и невозможно было расслышать слов. Расслышать невозможно, а узнать, о чем говорят, совершенно необходимо — от этого зависит сейчас все. Виновен или невиновен? Андрей поднял голову, напряженно прислушиваясь: Настины шаги стали звучать громче, а слов по радио так и не разобрать — шаги заглушают… Встал с постели, затрудненной, неверной походкой приблизился к двери — шаги прямо-таки загрохотали, как по железному полу. Распахнул резким толчком дверь. Насти в комнате не оказалось. На диване сидел Балаклав в черных ботинках. Это он говорил монотонным печальным тоном, никакое не радио. Шаги продолжали звучать — чьи же это шаги? К кому обращается Балаклав? О чем говорит?

— Венька!

Андрей рванулся к нему, но тело застряло в вязком, густом воздухе и не продвинулось ни на сантиметр. И Балаклав словно его не услышал. Сидел на диване, болтал ногами в черных ботинках и даже головы в его сторону не повернул.

— Венька! — громче крикнул Андрей — опять никакого результата. — Венька! — закричал он изо всех сил — голос прозвучал искаженно. — Вениамин Федорович, твою мать!

Балаклав наконец посмотрел на него, усмехнулся.

— Вот-вот, Андрей Львович, такие дела. Веньку обвинить в преступлении невозможно, и Андрюху бить по голове как-то не с руки. А так все упрощается. Новый формат отношений. Андрей Львович идет по следу Вениамина Федоровича, а тот защищается как может.

— Но ведь ты…

— Простите за причиненный физический и моральный ущерб, Андрей Львович. Я не мог поступить иначе. Либо вы, либо она — такой вот расклад.

— Расклад?! Ах ты… — Андрей, пересилив страшное сопротивление воздуха, бросился к нему, размахнулся и ударил по ненавистной ухмыляющейся роже. Венька жалобно вскрикнул Настиным голосом, вскочил с дивана и неожиданно нежно потряс за плечо:

— Тише, тише, что ты? Ну успокойся, Андрюшенька!

Андрей открыл глаза. Испуганное лицо Насти призрачно отсвечивало в свете уличных фонарей. Ночь все еще длилась. Обняв ее, он закрыл глаза и вскоре уснул спокойным сном.

Утро было необыкновенно светлым и ласковым. Он это почувствовал, еще не проснувшись до конца, лежа с закрытыми глазами. От вчерашних приключений остался лишь легкий отзвук головной боли — ни тошноты, никакой тяжести. И настроение было, без всяких на то причин, прекрасным. Андрей всем своим телом ощущал необычную бодрость и прямо-таки зудящее желание вскочить, побежать и быстренько во всем разобраться. Путешествие в страну Эфира для него закончилось вполне благополучно, а сотрясения мозга, очевидно, не оказалось. Спасибо вам, Вениамин Федорович, что так аккуратно ударили, а не стали крошить череп своему боссу, беззлобно подумал Андрей: почему-то даже на Балаклава сегодня у него обиды не было. Не было обиды, и совсем не было боли — ни в душе, ни в теле.