Обратная сторона тарелки

А как она мыла полы — это же песня! Маленькой мягкой тряпочкой протирала плинтусы, залезала в каждую щёлку, каждый уголок. Потом на четвереньках, в велосипедных наколенниках, ползала, любовно омывала полы как живые, каждый сучок на половице!

Как это было не похоже на других домработниц: для виду бешено погремят вёдрами, погоняют шваброй лужи грязной воды, наведут болотную сырость и подбоченятся: принимай работу, хозяйка!

Потом я узнала, как мне неслыханно повезло. У тёти Маши просто случайно образовалось «окошко» в её рабочем графике, а так она была нарасхват. За неё боролись, из-за неё ссорились, её переманивали. Её пытались подкупить и прятали друг от друга, как редкий алмаз…

И характер у тёти Маши был — чистое сокровище.

Поселился к нам парень, который просто терроризировал посёлок тяжёлым роком. Дома подпрыгивали, как при пятибалльном землетрясении. Как будто рядом проложили железную дорогу и пустили по ней грохочущие грузовые составы.

Ближние соседи опасались, что стены дадут трещины. Ходили ругаться, писали письма, замеривали децибелы, обращались в суд. А что суд. Не шумит ответчик с 11 вечера до 7 утра — значит, не нарушает нормы общежития.

А тётя Маша однажды пришла к меломану с зажатым кулачком:

— Голубчик, сделай, за ради Христа, свою музыку тише, а? У меня на дереве птички гнездо свили, яйца отложили, птенчиков вывели. А музыки твоей не выдержали. Им ветер надо слушать, как листья шумят, как другие птицы поют… Вот бросили гнездо, улетели.

Разжала кулачок — а там трое розовых голеньких птенцов. Мёртвых.

— Хотела выкормить, да малы ещё… Я тебе, миленький, с пенсии наушники куплю.

— Не надо мне ваших наушников, — буркнул парень. И что вы думаете? Ничто не могло его прошибить — а тут как отрезало. Благословенная тишина.

Как-то мы с тётей Машей стояли на остановке, слушали богатый русский язык в исполнении хора мальчиков. Я сделала замечание — мат только громче. Тётя Маша подошла и что-то шепнула. Не сказать, что ребята сразу вырубили мощность, но заветные словечки произносили уже глуше. Как бы сминали их, смущённо посмеиваясь и переглядываясь, переталкиваясь локтями.

— Какое вы им волшебное слово сказали, тётя Маша?

— Да, мол, какие нарядные вы, сильные, красивые на загляденье. Девочкам, наверно, нравитесь. Какие защитники Родины растут! А вот от грязных слов, говорю, вся ваша приглядность насмарку, псу под хвост.

Автобус подъехал битком. Стоять нам и раскачиваться под поручнями до самого города. Тётя Маша только что была образцом энергичности — а тут закряхтела, заохала. Замахала руками на парочку, которая и не думала уступать место:

— Сидите, сидите, молодёжь! Я уж как-нибудь постою…

Молодёжь, естественно, вскочила.

Вот какая она у нас, тётя Маша. К каждому сердцу подберёт ключик. Для каждого у неё найдётся ласковое слово, которое, как известно, и кошке приятно.

…— Когда произойдёт Великая Катастрофа, на Земле вымрет всё живое. Останутся: из животных — крысы, из насекомых — моль, из птиц — вороны. А из растений — одуванчики.

— Ох, какие страсти рассказываешь! Вон там ещё в углу желто от одуванчиков, выкопай.

— Правда, тёть Маш, странно, что именно особи-мутанты присоседились к человеку, жмутся к нему, да? Человек ведь не вписывается в экосистему, человек — ошибка Бога. Или гримаса природы?

— Эвон загнул, умник! Не ворчи давай, а работай. Мы в компостный ларь одуванчики перетаскаем, землицей пересыплем — знатный, жирный навоз будет! А Кристина нам цветков нарвёт. Я вам одуванчиковый мёд сварю — пальчики оближете.

Я заглядываю за забор, чтобы увидеть юного философа, смело провёдшего логическую цепочку от прополки сорняков до схоластических утверждений.

Мои соседи уехали в отпуск и оставили на тётю Машу детей. Брату двенадцать лет, самый вредный возраст. Девочка младше. Дети, как у нас у всех, балованные вундеркинды, признают только компьютер. А вот ведь и их укротила тётя Маша.

Кристина наотрез отказывается обезглавливать цветки. Ей жалко убивать такую красоту. Одуванчики так похожи на солнышки!

— Это они только притворяются ангелочками и скромняшками, — пускается на хитрость тётя Маша. — А через неделю созреют у них острые драконьи зубы. Дунет ветер, они разлетятся на парашютиках на всю округу! И из каждого зуба вырастут сто новых драконов!

Вечером на доске появляется объявление, написанное детской рукой, явно под Тётимашину диктовку: «Дорогие соседи! Уважайте чужой труд! Выпалывайте на своих участках одуванчики, а то нас засыпает снегопадом из пушинок!» Кто-то заменил слово «снег», получился «одуванчикопад».

И ведь что удивительно. Любви и тепла хлопотливой тёти Маши хватило бы на сто человек: на детей, внуков, племяшей — и ещё бы осталось. Она просто создана для огромной дружной семьи — а у неё никого нет в целом свете. Одна-одинёшенька, так получилось. Действительно, гримасы природы.