Почему-то в российской и белорусской культуре смерть всегда остается более значимым событием в жизни по сравнению с рождением. Даже названия для этих событий просто несопоставимы по их числу и смысловым оттенкам. Рождение называют лишь: «родился», «появился на свет». Чисто лексикологический интерес может представить еще «покинул утробу матери». Но в жизни кто так говорит? Вот, пожалуй, и все. А смерть?! Это же замечательно: «умер», «сдох», «представился», «гебнул», «сыграл в ящик», «приказал долго жить», «протянул (склеил) ласты», «откинул копыта (коньки)», «ушел в мир иной», «окочурился», «закончил жизнь». Причем большая часть этих выражений носит не зловещий, а ироничный, даже несколько веселый оттенок. И ритуалов вокруг смерти значительно больше. Эти ритуалы строго соблюдались в Горной, также как во всех белорусских деревнях. Оповещали всех соседей и родных, просили помочь, готовили дом – убирали ненужную мебель, ставили лавки (людей придет очень много), закрывали зеркала, готовили кушать (всех надо кормить). Умерший размещался в гробу в самой большой комнате, вокруг стулья и лавки – многие будут сидеть часами днем и ночью до самых похорон. Проститься приходила, как правило, вся деревня: кто на 10 минут, кто на целый день. Отдельную очень значимую роль выполняли плакальщицы – обычные женщины, которые знали много погребальных, очень лиричных и жалостных песен. Песни были записаны в толстые тетради, любой желающий мог запросто взять и полистать их. Периодически к умершему подходил родной человек – жена, дочь, невестка – и «причитал», то есть громко напоказ плакал, каялся, жаловался. Затем целовал умершего и уходил. Так продолжалось сутки или чуть больше. Часто звали на отпевание батюшку из ближайшей церкви. Самых старых и уважаемых жителей возили на отпевание в церковь. Более простой и доступный вариант – пригласить батюшку прямо на кладбище. Сами похороны тоже проходили при большом количестве людей. Негласно считалось, что чем больше людей пришло, тем более уважаемым был человек. Если в семье были молодые крепкие мужчины, то гроб с телом несли на руках как можно дальше через всю деревню, только затем переставляли на телегу или специально подготовленный грузовик. Могилу копали только руками. Если сами не могли, просили соседей или любых мужчин, которые были не против немного заработать на выпивку. После похорон были крупные поминки. Пока осуществлялось погребение, несколько женщин оставались в доме и накрывали на стол. Обычно поминки долго не продолжались, через 2-3 часа все расходились и оставались только самые близкие. Умершего вспоминали только через 40 дней и год. Затем специально никто никаких поминок не проводил.
Каждая семья, помимо фамилии, которую знали-то не всегда и вспоминали редко, имела свое прозвище. Многие жители приходились друг другу дальними родственниками, но нити родства помнили только самые старые жители, и то не всегда. Вражда между дворами была, но мелкая и непродолжительная, скорее для порядка – всегда и во всем жить в мире не очень интересно, надо что-то обсудить, кого-то в нехороших делах упрекнуть, например, в пьянстве или в том, что у них дома есть нечего, поэтому все молодые грибы и ягоды в лесу успели собрать и никому не оставили. У кого-то корова грязная ходит – хозяйка ленивая и не хочет убирать клетку, кто-то слишком толстый – ест все подряд, кто-то так и не создал семьи – пьяница. В гости друг к другу почти не ходили, встречались на улице, возле колодца, в магазине или в свободные часы на лавках возле дома. Там и узнавали все новости и обсуждали важные деревенские дела.
Время в любой деревне течет не так, как в городе – само ощущение времени там совсем другое, кажется, что его там совсем нет. Всем жителям – и старым, и взрослым, и детям – казалось, что такая жизнь была и будет всегда: бабушка всегда останется такой веселой и заботливой как сейчас, мама будет молодой, будет цвести каштан, корова будет вечером возвращаться со своего пастбища, поля будут зелеными и наливаться урожаем. Но, как оказалось, у времени свои планы на жизнь…
3. Адаптация
Первые месяцы в вузе – период адаптации – проходили у Владимира очень тяжело. После более чем двух лет продавцом и разнорабочим, внутренняя среда вуза производила не него впечатление чего-то совершенно чужого и даже враждебного. Приходилось контактировать с незнакомыми людьми, ходить по незнакомым кабинетам, выполнять незнакомые поручения, готовить документы, затем нести их на согласование и подпись и выполнять еще массу разных новых и неприятных дел, большинство из которых Владимир выполнял впервые в жизни. Осложнялось это еще и тем, что многие процессы в молодом вузе были просто не отлажены, никто толком не знал, как правильно надо выполнять то или иное действие, а спросить часто было не у кого – Владимир еще почти никого не знал, да и рабочее место появилось у него не сразу.
В самом начале ему поручили сформировать пакет документов, необходимых для открытия в начале октября подготовительных курсов.