— Докладываю голосом! — проговорил он, отшвырнув окровавленное вафельное полотенце. — Кассету дослушал, Афродите сообщил, что женат… Земля пухом милой и нежной Оксаночке! — Хантер выплеснул в первый попавшийся под руку стакан все, что оставалось в бутылке, и одним махом, не чувствуя вкуса спиртного, проглотил.
А затем, не дожидаясь, пока алкоголь отключит сознание, рухнул на кровать…
5. Политика национального примирения
Ему снился не Афган, а живописная Полтавщина: белые хатки, излучины речки Псел, вода цвета разбавленного йода, вишневые сады…
Очнулся рано. На кровати напротив спал капитан Серебряков. С трудом утвердившись на костылях, старший лейтенант поволок непослушное затекшее тело в соседнюю комнату. Там на плюшевом диване заливисто храпел подполковник Седой, так и не добравшийся вчера до дома. На столе царил бардак, голова раскалывалась. Перед глазами неотвязно стояли события недавнего прошлого. Он начал было прибирать, но тут же напомнила о себе боль в располосованной стеклом руке.
Не хотелось верить, что все, о чем поведал вчера глуховатый голос Тайфуна, — правда. Оксаны больше нет…
Хантер слил остатки спиртного из бутылок в стакан, выплеснул в рот, запил водой из графина и снова лег. В голове зашумело, потолок палаты косо поплыл в сторону. Сквозь похмельную муть услышал, как в «генеральскую» вошла нянька со шваброй и ведром и принялась наводить порядок.
Часом позже проснулись подполковник и военюрист.
Седой как ни в чем не бывало умылся и отправился в свой кабинет — готовиться к обходу. Серебряков дождался завтрака, а потом, сославшись на какие-то таинственные дела в штабе округа, также улетучился, сообщив, что во второй половине дня у него самолет в Ташкент.
Оставшись в одиночестве, Александр погрузился в тупое отчаяние. В голове не возникало ни одной внятной мысли. Сердце вяло трепыхалось, все было совершенно безразлично, словно сквозь грудную клетку пропустили мощный электрический разряд, после которого внутри остался один пепел. Только водка могла хоть немного унять невыносимую душевную боль и заставить забыться…
Промаявшись так до полудня, Хантер отправился на поиски Лося. Вот кто способен его понять! А еще часом позже оба — старший лейтенант и его подчиненный — были в стельку пьяны…
С этого дня старший лейтенант Петренко «вошел в штопор» — впервые в жизни. В РККА подобное состояние многодневного загула называли не иначе как «сквозняк», но суть от этого не менялась. День сменялся ночью, но Хантер этого не замечал: какая разница? Он пил с Седым и с Лосем, с офицерами и прапорщиками, находившимися на излечении в «травме», а порой даже с разбитными санитарками, которые исправно поставляли спиртное. Деньги у него теперь водились, а значит, и «приятелей», охочих выпить «на шару», прибавилось.
Как в чаду минули три дня, но Афродита так и не появилась. Больше того — она вообще не выходила на работу, а Седой сообщил, мол, дозвонился отец девушки и передал, она-де нездорова и находится на больничном.
На четвертый день беспробудного загула Александр, проснувшись, обнаружил в постели рядом с собой одну из дежурных сестер. Девица оказалась славная, совсем молоденькая, звали ее Маша, но он совершенно не мог вспомнить, когда и каким образом она оказалась в его постели.
Именно этот факт подтолкнул Хантера к решительным действиям. Он резко «завязал», принял контрастный душ и в течение суток истязал себя самыми жестокими физическими упражнениями, чтобы остатки алкогольной отравы окончательно выветрились вместе с потом. О таком зверском способе протрезвления рассказывал как-то его дед-фронтовик. Затем пришла пора для решительных действий. Прискакав в кабинет заведующего отделением, он заявил с порога:
— Владимир Иванович, я прошу вас отпустить меня в город!
— Что, герой, очухался? — Подполковник пожал ему руку и смерил ироническим взлядом. — Это хорошо, потому что я уже собирался переводить тебя в общую палату. Санитарки уже болтают, что там теперь не «люкс», а нечто среднее между базаром и вокзалом… Ты что в городе забыл? — с подковыркой поинтересовался доктор.
— Во-первых, хочу съездить в здешний авиационный институт на радиотехнический факультет — насчет моего Кулика. А во-вторых, надо бы в «чекушку»[28]
заехать, приодеться, а то у меня кроме больничных рямков ничего и нет… Ну, а в-третьих, — Хантер заговорщически понизил голос, — хочу с Галиной объясниться. По-хорошему: с цветами, шампанским и всем, что в таких случаях полагается!— Вот с этого бы и начинал, — понимающе усмехнулся подполковник. — А то в отделении без нее совсем зашились, да и я без нее как без рук… Позволь, а как же ты на костылях? — Седой с сомнением оглядел старлея. — Самара наша — город немалый, на сорок верст вдоль Волги протянулась…
— А такси на что?
— Такси… — поморщился Седой. — С нашими таксистами ты так накатаешься, что твой недельный «сквозняк» детской забавой покажется. Завезут они тебя — к цыганам с медведями! Та еще публика!