— Уважаемый Владимир Иванович и вы, несравненная Галина Сергеевна! За время нашего отсутствия мы с товарищем Шубиным провели небольшое расследование причин и следствий ранения старшего лейтенанта Петренко. И пришли к следующему выводу: упомянутый младший офицер, известный также в ряде провинций Республики Афганистан как Хантер, он же — Шекор-туран, является проходимцем, симулянтом и ловеласом, к тому же злостно уклоняющимся от прохождения службы в своей воинской части. Поэтому категорически требуем выписать его из госпиталя как можно скорее, а непосредственно в эту минуту предлагаем выпить за его здоровье!
Майор поднял рюмку и хитро прищурился — мол, что, старлей, уел-таки я тебя?
За Сашкино выздоровление выпили единодушно, со смехом и шутками.
И только Афродита едва прикоснулась к коньяку: ее вдруг охватил страх от того, что с этой минуты разлука с возлюбленным становится реальной, больше того — близкой и неизбежной. И удержать она его не сможет, как бы ей этого ни хотелось…
Вторая половина дня вышла весьма бурной: шумная компания разъезжала по городу на служебной «Волге» начальника разведки округа, заглядывая во всевозможные злачные места и фотографируясь на фоне местных достопримечательностей, мужчины пили, хохотали, дурачились и снова грузились в машину, чтобы ехать куда-то.
Уже поздним вечером московских гостей доставили в гостиницу КЭЧ[32]
при штабе округа, затем вернули подполковника Седого его многотерпеливой супруге, а Хантер с Афродитой привычно возвратились в госпиталь, в «генеральский люкс».Когда оба уже лежали в постели, Афродита уткнулась лицом в Сашкино плечо и вдруг тихо спросила:
— А ты мог бы туда не возвращаться? Ты же знаешь, я в состоянии помочь тебе получить любое, какое только тебе понадобится, заключение ВВК, любой выписной эпикриз. Оставайся, любимый, прошу тебя! Тебе не придется бросать семью из-за меня, я не прошу, чтоб ты на мне женился, я хочу только одного — чтобы ты остался в живых…
Она расплакалась, вздрагивая всем телом.
— Я так хорошо тебя знаю, — продолжала Афродита, улыбаясь сквозь слезы, — словно мы выросли вместе. И, честно признаюсь, даже боюсь думать о том, как буду жить без тебя. Не бросай меня, Сашенька! — В ее голосе зазвучала отчаянная мольба. — Я с ума сойду, пока ты будешь там! Не уезжай, останься… Будешь служить в своем Киевском округе, в десантно-штурмовой бригаде, но только не возвращайся в Афган!
— Не могу, о рахат-лукум моего сердца, — пытаясь перевести все в шутку, Сашка стал поочередно целовать ее мокрые и соленые глаза, — ну никак не могу… Ты же знаешь, сколько у меня там дел и долгов… И прошу тебя — не надо об этом, звездочка моя! И вообще — не сопротивляйся нашей страсти — она сильнее нас! — С этими шуточными словами ласки закончились, перейдя в область прямого контакта.
2. До дому, до хаты!
На следующий день Аврамов и Шубин вылетели в Москву. Молодые люди провожали их в аэропорт Курумоч.
А по пути в госпиталь старший лейтенант принял решение сделать все, чтобы скорее вернуться в строй. Помимо предписанных медицинских процедур, он начал втихомолку, когда его не могла видеть Афродита, снимать гипс и разминать свою все еще неподатливую ногу. Случалось, на глазах выступали слезы от боли и бессилия, иной раз непроизвольно сквозь закушенное полотенце вырывался звериный рык, но он настойчиво продолжал «нелегальную терапию». Кроме того, регулярно изводил подполковника медслужбы Седого и начальника медчасти полковника медслужбы Якименко просьбами побыстрее отправить его на ВВК[33]
и вообще — выписать из госпиталя.Благодаря яростной настойчивости процесс реабилитации завершился успешно: комиссия наконец-то сняла с него гипс, удостоверилась, что результаты операции, проведенной Седым, положительны — правая нога снова обрела подвижность, и пришла к выводу, что старшего лейтенанта Петренко можно выписать, предоставив ему отпуск «по состоянию здоровья» на тридцать календарных суток. По окончании отпуска ст. л-ту Петренко А. Н. предстояло пройти еще одну военно-врачебную комиссию, по месту проведения отпуска, которая окончательно решит его судьбу. Отпускной билет и проездные документы выдал собственноручно начмед Якименко, пожелав… не слишком спешить на войну.
«Отвальная» с подполковником Седым растянулась на целый вечер, а прощание с Афродитой заняло совершенно неистовую ночь и начало следующего дня. Поскольку у начальника отделения был операционный день, на вокзал отправились без него. Хантер с Афродитой и Женя Кулик со своей репетиторшей, хорошенькой и хрупкой, как фарфоровая статуэтка, калмычкой, погрузились в «шестерку» прапорщика Бушуева и уже через полчаса были на месте.
Проводы затянулись, чего Хантер терпеть не мог. На перроне распили бутылку шампанского, разбив бокалы и саму бутылку об рельс — на счастье. На Афродиту было больно смотреть — она осунулась и буквально почернела от горьких переживаний.