— Никаких подвохов, — улыбнулся Хантер, — наоборот — элементарно, как и все гениальное. Разводят костер, в него кладут камни и нагревают докрасна. Как только камни раскалятся, их бросают в деревянную посуду с водой, стоящую рядом. А там уже лежит то, из чего будет сварен кулеш, — сало или мясо, крупа, грибы, щавель или крапива; кулеши, они ведь разные бывают… Камень, попадая в воду и опускаясь на дно посудины, отдает ей свою температуру, а дерево прожечь он уже не в силах. Как только остыл — его тут же вытаскивают длинной ложкой и заменяют другим раскаленным камнем. И так до тех пор, пока вода не закипит, а кулеш не сварится. — Хантер победоносно уставился на спецкора. — Лично проверял на Ворскле, на рыбалке лет пять назад. Через три часа кулеш был готов, и мы с дедом его смели, аж гай зашумел!
Хантер с мечтательной улыбкой откинулся в кресле, словно сидел сейчас не в Кабуле, а на тихом берегу Ворсклы, под Полтавой.
— Теперь понятно, в кого ты такой удался! — рассмеялся Шубин и тут же вернул гостя на грешную афганскую землю: — Давай по третьей, и за дело; у меня тут много всякой всячины для тебя накопилось.
Третьей не ограничились, но на четвертой пришлось тормознуть — семьдесят градусов как-никак. Затем переключили кондиционер на вентиляцию, закурили и перешли к обсуждению проблем, непосредственно касавшихся «старшего лейтенанта П-ко».
Точно и сдержанно Шубин описал ситуацию, сложившуюся вокруг Сашкиной персоны. По его словам, армейский ЧВС генерал Захаров сразу же после выхода в свет статьи вызвал к себе Михалкина-Монстра и объявил выговор за халатное и бездушное отношение к подчиненным. Монстр, прилетев в бригаду, в свою очередь объявил взыскание Посту, Пол-Поту и Почтальону Печкину с аналогичной формулировкой. Хантер слушал поначалу без особого интереса — за время лечения и отпуска его мозг не только восстановился после травмы, но и освободился от всей этой партийно-политической накипи. Но мало-помалу негативная информация начинала оказывать свое действие, и вскоре он почувствовал, как зашевелились, заворочались шестеренки механизма, настроенного на выживание, и он начал настраиваться на ожесточенную борьбу — но не с врагом, а со своими же, политотдельскими крысами.
Между тем Шубин неторопливо продолжал:
— Тебя, Саня, в четвертой роте формально уже нет… На твоей должности сейчас хорошо тебе знакомый старший лейтенант, замкомроты одной из многочисленных десантно-штурмовых рот. Коррупционер-профи, подполковник Заснин, кадровик из политотдела армии, а заодно и закадычный приятель Монстра, благословил эту рокировочку, прикрывая тем самым Михалкина от потенциальных неприятностей. Таким образом, придется тебе возвращаться не в свое родное подразделение, с которым ты прошел огонь и воду, а в чужую роту, где тебя, Саня, никто не знает. Значит, и авторитет придется завоевывать с нуля… Мало того: десантно-штурмовая рота, которую тебе предстоит принять, разбросана по «точкам», а среди ее личного состава отмечено небывало высокое количество ЧП и откровенных преступлений. В их числе суицид, употребление «легких» наркотиков, несанкционированные контакты с местным населением, а вместе с тем и бесчинства по отношению к тому же местному населению…
Хантер мучительно размышлял. Нет, такая перспектива его не пугала, но и приятного во всем этом было мало. Вместо родной четвертой ПДР, где он знал всех и каждого, где его слова было достаточно, чтобы разрешить любую, даже самую сложную ситуацию, где его назначение исполняющим обязанности командира роты прямо в ходе боевых действий не вызвало ни кривотолков, ни возмущения, — он получал разбросанную на большом пространстве, разболтанную и деморализованную людскую массу, которую и подразделением-то трудно назвать. «Зачем все это сделано? — спрашивал он сам себя. — Кому выгодно такое назначение?»
Шубин, внимательно наблюдавший за собеседником, тут же ответил на его мысленные вопросы.