Обратный счет любви

Киреева поспешно полезла в карман за очками, водрузила. От сделанного открытия она даже забыла дышать. Потому что у помощника генерального директора, нет, генеральный – это в прошлом, у помощника президента холдинга «Микротрон», у этой вельможной статс-дамы, была грязная шея!

Зверева вскочила и пронеслась мимо Надежды в директорский кабинет.

– Входите, – несколько более пронзительным тоном, чем обычно, провозгласила она, выходя обратно и оставляя небольшую щель, в которую даже Алинка Росомахина не смогла бы протиснуться. Но Надежда и не собиралась протискиваться, она просто потянула створку на себя, потеснив плечом и локтем источающую злые миазмы Ириночку, в результате чего та покачнулась на каблуках и взмахнула рукой, ловя опору.

– Прошу прощения, – сладко улыбнулась ей Надежда и вошла внутрь.

Вошла и остановилась, вглубь продвигаться не стала. Убедилась только, что дверь закрыта плотно, сдержанно поздоровалась и осталась стоять напротив длинного, словно подиум, стола совещаний, который на противоположном своем конце был логически увенчан директорским, пардон, президентским столом.

Оказывается, главный ее ждал. Он не изображал, что что-то пишет или изучает некий важный документ. Он просто сидел и смотрел в сторону открывающейся двери, а теперь пристально смотрел на Надю, отчего она немного смешалась.

А, ладно. Терять ей теперь нечего, так что можно разрешить себе побыть собой, то есть спокойной, смелой и независимой.

Лапин жестом указал ей на самый первый от его стола стул, Надя приблизилась и села.

«Не иначе повышение», – с сарказмом подумала она, красиво размещая локоток на краешке столешницы и тщательно контролируя поворот головы и осанку, одновременно с этим исподволь разглядывая руководство. На таком близком расстоянии ей это делать пока не приходилось.

Их президент был грузен и сутул. Хотя, возможно, его так не красил мешковатый костюм, серый в мелкую елочку, и неизбежная белая рубашка с невыразительным галстуком. Прямые темно-русые волосы президента уже сильно поредели и образовали две симметричные залысины, а усы «подковкой» под крупным хрящеватым носом по непонятной причине придавали всему облику какую-то унылую измятость. Или неряшливость? Да нет, шея-то у него чистая.

«Однако не орел», – вынесла свой приговор Киреева, и тут до нее наконец дошло, что президент все это время излагал, по какому делу ее сюда пригласил, а вернее, вызвал.

– Простите, – осторожно проговорила она, – я правильно вас поняла? Вы обратились ко мне, чтобы я сделала вид, что я ваша невеста? Я переспрашиваю не потому, что плохо слышу или неважно соображаю. Но ваше предложение настолько странно, что мне нужно убедиться в отсутствии недопонимания.

Она смотрела на хозяина всего, что тут вокруг, внимательно и без малейшего удивления на лице. И как бы даже проникновенно. Без тени издевки. И без идиотской ухмылки. Вполне серьезно и доброжелательно. Она надеялась, что у нее получилось смотреть на него именно так.

Она не поверила ни на минуту. Только надо срочно разобраться, в чем здесь прикол, как любит говорить ее сын Андрейка. Чего от нее хочет этот монстр, потому что Надя не сомневалась, что Лапин именно монстр. Не монстры не делаются владельцами таких корпораций и не остаются ими на протяжении почти двадцати лет, с маниакальным постоянством сметая конкурентов, отвоевывая рынок и до отрыжки наедая себе ка- питал.

Возможно, это проверка. Хотя данная версия сильно хромает. Если ее и заподозрили в том, что она торгует коммерческими тайнами, что, в принципе, возможно – в смысле, ее торговля тайнами возможна, то Надеждой занялся бы Петрас Берзин, руководитель их службы безопасности. Или кто-нибудь еще из его отдела. Но уж никак не президент компании.

Значит, это тест. Тест… на что? Что конкретно он хочет про нее узнать? Ее поведенческие реакции в неожиданных ситуациях увидеть? Или убедиться в наличии чувства юмора? Тогда этот тест она ни за что не пройдет. Не потому, что не дружит с юмором, напротив, крепко дружит. Но так рисковать Надежда сейчас не будет.

Потому что, возможно, она сию минуту проходит проверку на лояльность. На преданность и понимание. То есть требуется не заржать и не растрепать. Мракобесие какое-то, право слово.

Что делать-то, однако?

Лапин между тем молчал, поигрывая «Паркером», и объяснений давать не торопился. Он тоже исподволь рассматривал женщину, сидящую напротив.

Красива. Уже немолода, но красива. Шелковистые волосы цвета темного меда бликуют в свете ламп так, что тянет их осторожно потрогать. А стрижка у нее называется забавно, «большой боб».

Лапин подслушал ненароком, как Ираида, общаясь с кем-то по телефону, говорила с ядовитым торжеством, что у Киреевой на голове «большой боб», который был на пике тому лет десять назад. Лапин тогда уяснил, что это не круто, иметь на голове то, что уже лет десять никто не носит, но этой женской маниакальной озабоченности сверять жизнь по модным журналам он никогда не понимал и, рассматривая начальницу патентного отдела, сделал вывод, что с «большим бобом» она не прогадала.