Обратный счет

Ты полюбила. А он возненавидел. Сделанного не исправишь, но ей захотелось ему хоть что-то объяснить! Например, рассказать о своем абсолютном и абсурдном одиночестве даже в разгар бешеного веселья в кругу хохочущих подруг и их приятелей. О том, что и подруг-то настоящих у нее нет, давно нет, еще с института. О том, что никогда у нее не было надежного мужского плеча рядом, надежного и верного, хотя она и была замужем много лет за одним и тем же человеком. О том, что всю жизнь мечтала обрести такое надежное плечо, но видела вокруг себя только похотливых павианов, желающих без хлопот получить свое павианье удовольствие. О том, что за все годы супружества привыкла полагаться лишь на себя и выкручиваться самостоятельно из любых житейских передряг, только бы у сына, у Андрея, все было. О том, что ей стыдно об этом рассказывать и стыдно жаловаться. И она никогда об этом никому не говорила и не жаловалась. И что иногда ей хочется отомстить. Отомстить мужикам как классу. Как явлению. Как породе. И она мстила.

А как же девчонки — Катюха, Алинка, Лера? Подруги они тебе или кто? Или ты от них тоже открещиваешься, как только что открестилась от всего обидевшего тебя мира?

Вот они-то как раз и подруги. Но Надя мудрая. И опытная. И поэтому никогда не испытывала этих трех на порядочность и надежность. Не хотела их соблазнять и не желала в них разочаровываться. Поэтому почти ничего о себе им не говорила. Только по верхам, только до прихожей. Кто сказал, что для хорошей дружбы нужно знать какого цвета у подруги фекалии? Дружбе вообще ничего не надо, кроме уважения друг к другу. Уважения и теплых чувств. А общие интересы — это по возможности, это как повезет. Главное — уважение. И теплые чувства.

Сквозь пелену слез Надежда благодарно взглянула на свою правую кисть и тихонько улыбнулась. На среднем пальце сиял перстень с желтым камнем. Их подарок и ее последнее и единственное украшение. Значит, они тоже к ней хорошо относятся, если не пожалели денег на такой дорогой подарок. На очень дорогой подарок. Настоящий природный алмаз. Правда, огранка дурацкая.

Идиотка! Алмаз! У нее же есть алмаз!

И стремительно развернувшись к боковому окну, она со всей силой отчаянной жажды жизни ударила по темному стеклу сжатым кулаком, впечатав камень в гладкую тонированную поверхность, стараясь вдавить его как можно сильнее, а потом медленно и со скрипом провела кривую неровную борозду. А потом еще одну. И еще.

Надо, чтобы они стали как можно глубже, эти борозды. Надо, чтобы проникли вглубь толстого многослойного автомобильного стекла. Оно почти не поддавалось. Оно в большей степени напоминало вязкую тугую смолу, а не хрупкий и звонкий хрусталь. Но разве у Нади есть выбор?

Не дышать становилось все труднее. В глазах появилась сильная резь, их заволокло серой пеленой. В заложенных ушах грохотал пульс. И ей хотелось разодрать свое горло. Но она давила и давила на скользкую поверхность стекла, не обращая внимания на боль от содранной кожи искореженных пальцев, а потом, когда перед глазами заплясали колючие искры, она сдалась и решила, что хватит. Она все равно не успеет. Процарапанный бриллиантом кривенький и неказистый прямоугольный контур уже расплывался перед ее глазами и начал скользить и перемещаться, плавая то влево, то вправо. Стиснув зубы, Надежда откинулась на водительское сиденье, прицелилась и из последних сил ударила в ускользающий прямоугольник каблуками сапог.

Ничего не произошло. Стекло не поддалось. Прямоугольник лишь заполнился паутинкой неопасных трещин и выгнулся слегка наружу, но стекло не треснуло, не лопнуло, не разлетелось на куски. Надежда всхлипнула в отчаянии, ударила еще раз, и неровный кусок стекла вялой тряпочкой, как бы нехотя, как бы раздумывая, стоит ли ему это делать, соскользнул по дверце на мерзлый асфальт. И Надя услышала уличный шум.

В образовавшуюся брешь медленно заполз городской смог. Она приблизила лицо к стеклянной дыре, не заботясь, что может поранить щеки и подбородок, и потянула на себя рукоятку двери, хотя знала, что та заперта.

Однако дверь клацнула замком и приоткрылась. И Надя услышала, что дверь со стороны водителя клацнула тоже, а затем с резким скрипом распахнулась. Зубов с перекошенным от ярости лицом, не успев сесть в водительское кресло, рванулся через салон к Надежде, чтобы не дать ей уйти. Он должен увезти ее отсюда, а потом в другом месте закончить дело. Пусть не так изящно, но непременно закончить. И быстро.

Все это время он неспешно прохаживался вдоль левого борта своего автомобиля, делая вид, что озабочен уровнем давления в шинах и состоянием рессор. Он не успел докурить сигарету, как ему почудились с противоположного борта нетипичные звуки. Шум проезжающих машин помешал ему вовремя отреагировать. И он не отреагировал. И не насторожился. Он не мог даже вообразить, что в ситуации, в какой оставил жертву, можно дергаться и что-то предпринимать. У этой мадам не было ни одного шанса.