Образ Беатриче

Если бы все на этом и кончилось, на свете просто стало бы одним шедевром больше, но нам дано намного больше. Данте закончил «Новую жизнь» на этой высокой ноте. Спустя годы он написал «Пир» и там, серьезно, не смущаясь и не умалчивая, рассказал нам все остальное. Эта книга была задумана как сборник прозаических комментариев к четырнадцати канцонам, но закончены были только введение и трактаты, или главы, и на первых трех канцонах работа прекратилась. Логично было бы предположить, что Данте отказался от продолжения «Пира», поскольку уже приступал к созданию «Комедии». Предполагается, что начало работы над «Комедией» приходится на первые годы изгнания, хотя некоторые стихи были написаны раньше. «Это, — говорит д-р Гарднер[45]

, — первая серьезная работа по философии на итальянском языке, — новшество, которое Данте отстаивает во введении. Там объясняется, почему он комментирует свои канцоны на родном языке, а не на латыни. Это весьма страстная речь в защиту родного языка». Он действительно говорит об этом в предложении, которое связывает образ речи с образом Беатриче:«Этот мой родной язык вывел меня на путь познания, которое и есть предельное совершенство, поскольку я с помощью этого языка приобщился латыни и смог постичь ее. Латынь же открыла предо мной впоследствии и дальнейшие пути. Таким образом, очевидно и мною самим испытано, что язык стал для меня величайшим благодетелем»[46]

.

Данте обычно начинал свои работы «высоким стилем», поскольку это было принято в его время. Его слова вполне естественны, как естественна девушка на улице, люди, которые его окружали, язык, на котором он говорил в детстве. На этом языке он постигал знаменитые философские построения, мифы, современную ему эсхатологию. «Пир» предназначался для простых людей (вовсе не следует понимать под этим обозначением бедняков). Данте сравнивал народный язык с тем «ячменным хлебом, которым насыщаются тысячи; для меня же останутся полные коробы. Он будет новым светом, новым солнцем, которое взойдет там, где зайдет привычное; и оно дарует свет тем, кто пребывает во мраке и во тьме, так как старое солнце им больше не светит».

Данте предлагает использовать итальянский язык вместо латинского? Несомненно. Объясняет принципы существования? Конечно. Но, возможно, в этом также проявилась его интуиция, полет воображения, объединяющий все эти Образы без исключения в сознании человека, и уместность каждого из этих образов на выбранном Пути.

Центральными идеями новой книги должны были стать все те же категории — любовь и добродетель. Эти четырнадцать канцон многих привели в восторг, но восхищались читатели скорее их красотой, чем смыслом, в них заключенным. Попробуем объяснить, что он имел в виду. «Если в настоящем сочинении, которое называется "Пиром" — и пусть оно так называется, — изложение окажется более зрелым, чем в "Новой Жизни", я этим ни в коей мере не собирался умалить первоначальное мое творение, но лишь как можно больше помочь ему, видя, насколько разумно то, что "Новой Жизни" подобает быть пламенной и исполненной страстей, а "Пиру" — умеренным и мужественным. В самом деле, одно надлежит говорить и делать в одном возрасте, а другое — в другом. Поведение уместное и похвальное в одном возрасте бывает постыдным и предосудительным в другом. ... В прежнем моем произведении я повествовал, будучи на рубеже молодости, а в этом — уже миновав его. И так как истинное мое намерение отличалось от кажущегося при поверхностном ознакомлении с упомянутыми канцонами, я ныне собираюсь раскрыть их аллегорический смысл после уже поведанного буквального смысла». Его упрекали в том, что он делает уступку той страсти, которой дышат канцоны. Теперь он намерен показать, что не страсть двигала им, а истинным поводом для их написания была добродетель — «movente cagione». Это соображение пригодится нам и при рассмотрении «Комедии».

«Новая жизнь» и «Пир» посвящены одной и той же теме, обе книги обращены к непорочной Любви — «di amore, come di virth». И если «Новая жизнь» была (как говорил сам автор) «пламенной и исполненной страстей», то «Пир» должен быть «умеренным и мужественным». Стихи (в обеих книгах) имеют двойное значение — буквальное и аллегорическое; и Данте намерен работать с обоими смыслами. Возможно, стоит заметить, что когда говорят, что стихотворение имеет два значения, у нас есть только один набор слов. Само стихотворение делает возможным союз смыслов. Стихотворение — это образ, содержащий множество возможностей толкования, но прежде всего оно выражает соответствие образов друг другу. Именно само стихотворение, а не буквальное или аллегорическое значение того или иного образа, составляет целостный образ, а различные значения не заменяют его, а помогают и обогащают мысль. Читатель может выйти за пределы стихотворения, следуя за значениями, но только для того, чтобы снова сосредоточиться на целом. Вергилий мог бы сказать, что и поэзия находится в центре круга, от которого равно отстоят все части окружности, но с критикой дела обстоят иначе.