«Образ двадцатого… В прошлом и настоящем»

Вскоре, сам по себе, лишь увидев белый дом в лазури неба, он почувствовал себя импрессионистом. Как им можно было стать в 1903 году в Курске, где он жил с семьей, остается загадкой. Правда, само такое определение своего творчества во время становления было дано художником позже, в середине 1920-х годов, когда он создавал автобиографические записки, все поясняя и классифицируя. Импрессионизм понимался им тогда уже, подобно многим, довольно широко, скорее, как свободная манера живописи и определенное внимание к эффектам освещения на пленэре.

Свои этюды художник выставлял на выставках в Москве, куда он перебрался в 1905 году. Сколько их было создано, сказать трудно, и большинство из них относилось к некоему «инстинктивному» импрессионизму, вытекающему из дальнейшего развития живописной методы И. Левитана, Д. Поленова, В. Серова и К. Коровина, кумиров московской живописной школы в начале века (вспомним, что Малевич захаживал в классы Московского училища живописи, ваяния и зодчества). Ему хотелось «схватить впечатление» в беглых набросках почти «сырой» краски. Тогда так писали многие, особенно в Союзе русских художников, возникшем в 1903 году в Москве и Петербурге, и лишь стремление форсировать эффекты несколько выделяло молодого мастера среди других. Вскоре посыпались конфетти пуантили — для того времени некий гибрид неоимпрессионизма и стиля модерн. Так были написаны некоторые пейзажи 1906—1907 годов. Когда эта манера миновала, в творчестве мастера открылось новое.

В голове созревали иные, чем давал импрессионизм, решения, и, не забыв уроков юности, он устремился вперед — к открытиям. Ведь было ясно, что настали дни решительных перемен в искусстве. Увлечение московской импрессионистической школой сменяет интерес к символизму «Голубой розы». Пора было думать о больших ансамблях, писать эскизы к фрескам воображаемого храма. За реальностью, окутанной эффектами света и тени, вставала уже иная, доступная лишь «внутреннему взору». «Автопортрет» 1907 года вошел в число эскизов к фрескам. Перед нами лик художника-духовидца, его широко открытые глаза — духовный мост, соединяющий зрителя с тем миром, откуда этот мастер явился, и мы «через них» смотрим «туда», ибо эти глаза родились и воспитывались «там». Среди тонких стволов возникают души воскресших с нимбами над головами. Они родились для «новой жизни», и автопортрет находится среди них (поэтому примечателен нимб над чьей-то головой в правом нижнем углу композиции). Этой же идее посвящены и другие три части цикла, две из которых имеют названия «Молитва» и «Торжество неба» (они были показаны на выставке Московского товарищества художников).

Все они связаны с увлечением теософией — эзотерической наукой, сформировавшейся в Европе в конце XVII века под влиянием учения Якоба Бёме и получившей распространение по всем странам, включая и Россию (впервые его последователи появились еще в московской Немецкой слободе). Остававшись долго «закрытой наукой», для посвященных, эта наука, синтезирующая все знания о единстве миров видимых и невидимых, о строении Вселенной и о путях преображения материи в духовную субстанцию, вышла к широким кругам общества, когда по инициативе Е.П. Блаватской в Нью-Йорке было создано в 1887 году Теософское общество. Тогда же стали издаваться журналы и публиковаться сочинения «классиков», в число которых входили Сведенборг, Сен-Мартен и Гёте, а сами «идеологи» читали публичные лекции и организовывали школы-ложи.

Одной из основных идей теософии была та, что Великий архитектор Вселенной вдохновлял своих учеников на земле возводить величественные храмы Духа, среди которых был и Храм храмов — знаменитый Иерусалимский, возведенный по указанию царя Соломона. Секреты строительства его были утеряны вместе с кончиной мастера, его воздвигавшего, но память о нем живет, и надо готовиться к его новому приходу, делать проекты храмов и эскизы росписей для них. Этим и занялся Казимир Малевич, ознакомившись с теософской литературой, старинными рукописями и новейшими сочинениями, особенно Сара Пелладана, создавшего в Париже общество «Розы и креста». Проблемы теософии, мистического преображения воскресающих душ, музыка небесных сфер влекли к себе поэтов и художников символизма. Им были близки образы призраков и экстатических видений, «сны нерожденных младенцев» и ночные молитвы, прекрасные незнакомки и...