Образ врага

2. Ассимиляционная модель. Этнические общности, составляющие национальные меньшинства, не претендуют на территории или какие-либо правовые особенности. Осуществляется модель единства гражданских прав; различия в статусах связывается только с заслугами и уровнем освоением общенациональной культуры.

3. Модель чересполосицы («салатница», сегрегация). Этнические общности распределены на неформальные общины, которые не создают политических субъектов и не отделяют себя от единой нации. В соответствии с американской моделью E plurbus unum (единство во множественности) немцы селились в Винсконсине, ирландцы в Новой Англии, негры в Нью-Йорке жили в Гарлеме и Южном Бронксе.

4. Модель автономии (этнофедерализм). Этнические элиты формируют политические группировки, превращающие этничность в политический фактор, и борются за контроль над определенной «титульной» территорией.

Только имперская модель предполагает стабильную этническую иерархию. Во всех прочих случаях этничность либо начинает доминировать над нацией (модель автономии), либо изживается сначала как политический, а потом и как социокультурный феномен. Попытки политически ликвидировать этнос вызывают ответную реакцию — политизацию этноса. Именно этим обусловлен подъем этнического самосознания, зафиксированный в конце ХХ века — распад империй и либеральная уравниловка ведут к деэтнизации. В ответ этническое самосознания актуализируется и находит своих врагов.

Энтони Д. Смит говорит о следующих признаках этноса: 1) коллективное имя собственное, 2) миф об общих предках; 3) общая историческая память, 4) один или более дифференцирующих элементов общей культуры, 5) связь со специфической «родной землей», 6) чувство солидарности у значительных частей населения. Посягательство на любой из этих признаков достаточно легко фиксируется. Поэтому деэтнизация лишь обостряет этническое самосознание. Напротив, этническая иерархия способна без посягательств на этническую солидарность и этническую мифологию встроить этническое самосознание в общегосударственное.

Западные ученые, пытающиеся отыскать рецепт против бесконечного дробления государств, зачастую приходят к этатистским моделям, в которых этничность должна быть предана забвению. «Отдельный гражданин принадлежит непосредственно к государству, без посредничества промежуточной инстанции, которая называется нацией или этнией. (…) Современные государства могут существовать только в том случае, если они освобождают политическое гражданство от культурной и этнической идентичности», — говорит Урс Альтерматт. Парадоксальным образом политическая культура избавляется от собственно культуры, культура становится частным делом: «Если государство уважает многообразие культур, то не возникает необходимость классифицировать народности по этническим критериям и даже создавать новые более мелкие национальные государства».

Нетрудно видеть, что здесь содержится призыв к ассимиляции, либо рекомендуется принцип «салатницы» — рядом, но не вместе. Политическая общность при этом обеспечивается только лояльностью обособленных граждан по отношению к государству, внушающему им, что этническая индифферентность открывает широкие возможности для политического осуществления частных прав.

Границы государств-наций определяются политикой, а не этнографией — это верно, поскольку субъектом политики этнос может становиться только внешней волей, а нация — самовольный субъект политики. Тем не менее, этничность опосредованно все-таки воздействует на политику — ее мобилизующая роль общепризнанна. Соответственно несовпадение этнических и государственных границ всегда чревато конфликтами — до тех пор, пока историческая память не вытеснит воспоминания о культурном единстве. Примечательную ситуацию мы встречаем в объединенной Германии, где восточные земли оказались настолько непохожими на западные, что говорить сегодня о единой германской нации затруднительно. За несколько десятков лет, как оказывается, политика создает уже не только государственный, но и этнокультурный барьер. Такая же опасность угрожает русским, разделенным границами с 1991 года.

Расовая глубина бытия скрыта за социальными факторами, но не отменена ими. Этого не хотят понять либеральные деятели, сводящие историю к политическим интригам и преследованию меркантильных интересов.