Образ жизни

Хладобойников (промокая лоб платком). Слышь, Дерябин, а чего это он нон–овлон пьёт, а?

Дерябин. Хрен его знает, товарищ лейтенант.

Хладобойников. Это ж, кажется, бабское лекарство, пилюли от залёта или что–то вроде того. (Вдруг, вспомнив о чём–то, начинает рыться в карманах.) Где же?.. Неужели дома забыл?.. Ага, вот он!

Дерябин. Что там?

Хладобойников. Рецепт. Жена утром дала, сказала, что нужно срочно купить, потому что дни уже поджимают. А если не найду, так с дежурства могу не возвращаться, потому что дома всё равно уже делать нечего… Я‑то сперва позабыл, а теперь вот вспомнил. Нон–овлон… Слышь, Дерябин, а чего это он противозачаточные пилюли глотает, а? Боюсь, Федя, лопухнулись мы с тобой…

Дерябин (равнодушно). Ладно тебе, лейтенант, брось. Не нам с тобой судить, против чего эти таблетки. Слыхал ведь: особый случай у него, ночное недержание бартолиновых желёз! С полным вовлечением в хронический процесс! Тут, браток, понимать надо. Это штука тонкая — медици–и–на…

(Уходят)

***

Появляется Скосоротов с графиком дежурств в руке.

Скосоротов (смотрит в график). А у меня сколько дежурств? Что–то маловато. Раньше, помнится, фамилия моя в графике часто–часто встречалась. Между дежурствами едва палец на бумажке помещался, а теперь (прикладывает к листку бумаги ладонь так и эдак) хоть пятерню клади… (Ворчливо.) Конечно, разве заработаешь тут? Все хапают, хапают… по десять штук берут.

А у меня вот — сколько?.. (Шевелит губами, пересчитывает.) Ага! только пять… Пять? (Вдруг, после некоторого раздумья.) А не до фига ли? Я что же — лучшие свои молодые годы должен здесь, в этой больничке задрипанной оставить? (Чуть громче.) Света белого не вижу за какие–то копейки поганые. Уже на операциях в обморок падаю… а эти (неопределённо кивает в сторону) прямо насели, честное слово: нагружают дежурствами, как лошадь, — вези, не сдохнешь… (Медленно удаляется за кулисы.)

За кулисами — шум вокзала: гул толпы, крики «А вот такси! Дёшево и быстро! Кому такси?», «Носильщик! Носильщик!», звуки прибытия поезда.

Голос вокзального диктора. На четвёртый путь прибыл электропоезд из Кочетовки. Повторяю: на четвёртый поезд… тьфу! На четвёртый путь прибыл электропоезд из этой самой… из Кочетовки. Выход в город через подземный переход. А можно и так, по путям… Проводники поезда номер тридцать один, откройте двери тамбуров для прохода пассажиров к вокзалу…

На авансцену выходят две деревенские женщины. В руках у них большие хозяйственные сумки. Беспокойно оглядываются по сторонам.

Эпизод третий

На «Тойоте»

Действующие лица:

Маруся и Клавдия, деревенские женщины.

Васятка, городской идиот.

Маруся (тревожно оглядывается по сторонам). Блин, ну попали мы с тобой! А всё ты виновата: (передразнивает) «Айда сгоняем в Баранов к Пашке, проветримся…»

Клавдия. Хучь какой–никакой, а город всё ж таки. Тут шичас шмотки ну прям на улице продаются… и в «комках» каких–то. Может и не купим ничего, так хучь руками вот этими трудовыми приличную вещь со всем нашим удовольствием пошшупаем. Опять же культура кругом, даже киношка одна есть…

Маруся. Клав, а на что нам киношка? Мы что же — кино приехали глядеть?

Клавдия. А тут чуть ли ни по пять раз на дню страмные фильмы показывают, антиресно бы, Марусь, посмотреть. И, глядишь, свезёт — хлебушка прикупим, а то у нас в деревне — через день дают. Да и водочку почище поищем, может свезёт…

Маруся. Ну и где ж, Клава, племяш твой?

Клавдия. Пашка обещал встренуть.

Маруся (недоверчиво). Обещал? А может, тебе пригрезилось чаво?

Клавдия. Не-а. Обещал. Он, помнится, когда–то мне так и сказал: «Ты, тётка Клава, приезжай смело и даже живи у меня, коли надо, сколько хошь: хошь — день живи, хошь — даже два… Только харчишек не забудь прихватить из деревни своей, из Ново — Воняловки — курей там, яиц, мясушка поболе. А то в городе нонче одне бананы кругом и щиколад».

Маруся. А ведь у нас, в Воняловке, он, помнится, дурак дураком был, восьмой класс еле осилил…

Клавдия. Но дык чаво ж? Зато считать хорошо мог. Потому после армии в Баранов и подался.

Маруся. Зачем? Жил бы себе в Воняловке. Чаво не жить–то?..

Клавдия. Тут он записался, сказывают, в какую–то мафию, пристроился торговать в ларёчек, где всё американское продаётся и из других капиталистических государств барахлишко, вот и пошла деньгá к Пашке, ровно мухва на навоз.

Маруся. Ну да. Вон как разбогател! Разжился добром, накупил себе штанов–шмоток всяких…

Клавдия (напоминает). А машина? Про машину нешто забыла?

Маруся. Как же, «забыла». Ничего я не забыла. Имя какое–то чудное у его машины… как, Клав?.. «Тово–это», что ли? Мне не произнесть ни в жисть.

Клавдия (гордо). «Товойта». (Вдруг начинает смеяться.)

Маруся. Чавой–то ты, хохотушка? Чаво припомнила?

Клавдия (давится от смеха). Вспомнила, как Пашка приезжал к нам однажды в Воняловку на колымаге своей… Дело как раз на Петров день было, помнишь?

Маруся (недовольно). Ну?

Клавдия. Вы, блин, аж хлебальники пораскрывали. Вот рожи–то были!

Маруся. А ты–то, ты!..