Весьма интересны исследованные археологами женские погребения ІХ–Х вв. В центральной части Тимеревского могильника в ходе экспедиции 1984–1985 гг. раскопано парное женское погребение. Близ деревянной камеры, в которой, собственно, размещалось погребение, найдены сожженные доски ладьи с заклепками, к востоку от ямы открыты остатки ладьевидной вымостки из камней. Довольно богатое захоронение женщины 30–45 лет находилось в южной части камеры (ему сопутствовали серебряная подковообразная фибула со спиральными концами, остатки золотого шитья от одежды, железные пружинные ножницы, бусы из горного хрусталя и т. д.). Во втором погребении девочки 11–13 лет, находившемся в северной части камеры, найдены две скорлупообразные овальные фибулы, дирхем-привеска с ушком, бусы и др. предметы, а также остатки отрубленной лапы медведя, на фалангу которой был надет перстень. Последнее обстоятельство связывают с обрядом обручения с медведем, широко известным у народов Северной Европы[303]
. Погребение датируется второй-третьей четвертью X в., что вынуждает пересмотреть вывод, сделанный В. В. Седовым. На протяжении ІХ–Х вв. в Тимеревском центре население было смешанным, в нем обнаруживаются славянский, финно-угорский и скандинавский этнические компоненты; и только на втором этапе (ХІ–ХІІ в.) налицо сложившийся этнический древнерусский массив[304]. Археологические материалы не дают оснований для вывода о том, что «в некрополе Тимерева, вероятно, похоронены в основном люди скандинавского происхождения, хотя находки, сделанные в некоторых могилах, говорят о том, что с женщинами финно-угорского происхождения пришельцы очень рано начали вступать в связь»[305]. Не может использоваться для доказательства то обстоятельство, что процент могил с трупосожжениями, в которых найдены черепаховидные фибулы, в Тимереве больше, чем в Бирке. Однако современный шведский историк Ингмар Янсон усматривает в кажущемся равномерном распределении скандинавских погребений Тимерево показатель отсутствия полиэтничности его населения[306].Еще один значительный некрополь с прилегающим поселением исследован в окрестностях Чернигова. Это могильник Шестовицы, функционировавший в X — начале XI в. (другое мнение — 900–960 гг.)[307]
. Значительное число находок здесь скандинавских предметов дает основание некоторым исследователям видеть в поселении у некрополя Шестовицы лагерь скандинавских воинов и купцов[308]. О неоднородности этнического состава погребенных свидетельствуют предметы скандинавских типов, срубные гробницы, захоронения с конями. Несомненно, в некрополе Шестовиц, как и Гнездово и Тимерево, были погребены представители формирующегося дружинного сословия, в составе которого присутствовал скандинавский элемент, а также представители разных племенных образований славян, финно-угров, балтов, жителей Степи. Археологические материалы также подтверждают мысль об активном участии воинов-дружинников в международной торговле. 34 % древнерусских курганных захоронений с торговым инвентарем сопровождались предметами вооружения[309].Складыванию государственной структуры сопутствовал процесс урбанизации. В науке существует несколько теорий происхождения восточнославянских городов: теория племенных центров, «замковая теория», теория «протогородов-виков»[310]
. При этом важно дать определение самому понятию города. Признается, что невозможно дать унифицированного определения этой достаточно дифференцированной дефиниции, имеющей в реальности множество преломлений. Индивидуальность города определялась множеством факторов, при этом в зависимости от времени или места могли преобладать те или иные его функции или их сочетание. Среди функций города выделяют следующие: политико-административно-правовые (города — центры властных структур), военные (особенно важно для лесостепного пограничья), культурные, с учетом и религиозных и светских начал, ремесленные торговые, коммуникационные (возникающие на важнейших путях сообщения города поддерживают межобластные и международные связи)[311].