В первой трети IX в. территория расселения восточных славян оказалась разделенной на две «сферы влияния»: север контролировали скандинавы-варяги, юг — хазары. Граница между подконтрольными областями проходила в бассейне Оки. Согласно летописи варягам дань платили словени, кривичи, а также соседние неславянские племена — чудь, меря и, возможно, весь. Поляне, северяне и вятичи подчинялись в податном отношении хазарам. К более позднему времени относится известие о дани хазарам радимичей. Нет сведений о том, что кому-либо давали дань дреговичи, древляне, волыняне, а также тиверцы и уличи[603]
.В экономическом отношении территория расселения восточных славян делится на три зоны земледельческого хозяйства: древнюю высокопродуктивную на юге, стабильную в днепро-двинском междуречье и нестабильную, дополняемую неаграрными формами деятельности на севере[604]
. Интенсивному росту земледелия на территории, осваиваемой псковскими кривичами и ильменскими словенами, не благоприятствовали природные условия, здешний климат, сильная лесистость, незначительное количество плодородных почв[605]. Однако приобщение к международной торговле, внешнее давление, а также, возможно, принесенный с прежних мест проживания довольно высокий уровень социальных отношений способствовали быстрому развитию на севере будущей Руси процессов государственного строительства. Именно с севером связывает Повесть временных лет начало Русской земли.Вполне реальной представляется ситуация, сложившаяся на севере Восточной Европы, предложенная летописцем — составителем Повести временных лет. И набеги варягов, и взимание ими дани с местных племенных союзов, объединенных в некую «конфедерацию», и усобица между «племенами» — все эти события вполне определенно происходили в первой половине IX в. О характере присутствия в обозначенном регионе скандинавов уже говорилось, сюда их привлекал едва ли не исключительно меркантильный интерес. Конфликтная ситуация на севере естественно возникала в связи с притоком больших масс славянского населения, занявших территорию, ранее принадлежавшую финно-угорским племенам. Социальное развитие, прослеживаемый по археологическим материалам процесс стратификации общества, появление внутренних противоречий, не находящих разрешения средствами прежнего родоплеменного строя — всё это также объясняет, почему «въста родъ на родъ» и словене, кривичи, чудь, меря «воевати почаша сами на ся».
В таких условиях наиболее приемлемым для нормального функционирования усложнившейся социальной системы оказывается правитель из иноэтничного общества. Таким образом, лицо, олицетворяющее верховную власть, являлось совершенно сторонним по отношению к внутренним конфликтам и формально (хотя бы в глазах подвластного населения) отражало в равной мере интересы каждого члена сообщества. Этим обстоятельством можно объяснить не только утверждение скандинавской династии в «северной конфедерации племен», а затем и во главе Древнерусского государства, но и появление варяжских правителей в различных областях Восточной Европы (Полоцк — Рогволод, Киев — Аскольд и Дир, возможно Олег Кембриджского документа в Чернигове и т д.). Приглашение в качестве правителя скандинавского конунга имеет значение и в контексте международных отношений. Известны многочисленные примеры найма норманнских дружин с их предводителями для отражения нападений тех же норманнов в Западной Европе[606]
. Утверждение скандинавской династии во главе «конфедерации племен», несомненно, усиливало ее безопасность перед набегами варягов-норманнов. Значительно усилившееся присутствие скандинавов на севере Восточной Европе, овладевших и верховной властью, вводило эту область в круг освоенной норманнами территории. До самого конца X в. нет сведений о нападении викингов на Ладогу[607].